Конфликт с Британией из-за ограничения рыболовства

Если разногласия с Англией из-за Антарктики никогда не достигали серьезного масштаба, то давний конфликт из-за границ национальной зоны рыболовства вдоль норвежского побережья уже с начала 1920-х гг. превратился в серьезную угрозу англо-норвежским отношениям. Как мы показали в предыдущих главах, речь здесь шла о двух главных вопросах: во-первых, удастся ли Норвегии обеспечить сохранение четырехмильной зоны вместо более распространенной трехмильной, и, во-вторых, каким образом следует проводить эту границу через акватории заливов — по прямой линии или в соответствии с причудливыми изгибами побережья? Серьезность конфликта отражала то огромное значение, которое рыболовная отрасль имела для всей норвежской экономики. Рыба и рыбопродукты давали примерно четверть всей стоимости экспорта страны. Кроме того, рыболовство давало средства к существованию трети населения страны, которое проживало в небольших поселках, разбросанных по побережью Норвегии. Значение конфликта состояло также и в его глубинной подоплеке — борьбе между консерватизмом и модернизацией. Большей частью норвежские рыбаки придерживались традиционных способов промысла — ловили рыбу с небольших судов у самого побережья или в водах недалеко от берегов, процветая или голодая в зависимости от того, в каком количестве пришла рыба к берегу в данный сезон и пришла ли вообще. В их глазах большой океанский траулерный рыболовный флот из Англии и других европейских стран был скопищем стервятников, хищнически истощающих рыбные ресурсы, нагло напирающих своими кораблями на местных рыбаков с их сетями и переметами.

В 1923 г. после серии столкновений между иностранными траулерами и норвежскими рыбаками, а также ареста нескольких траулеров, ловивших рыбу внутри четырехмильной зоны, англичане потребовали начать переговоры о границах национальной зоны рыболовства. В обмен на сокращение зоны до трех миль Англия была готова признать воды широких заливов Вест-фьорда и Варангер-фьорда норвежской территорией. Либеральное правительство Мувинкеля согласилось теперь вести переговоры на этой основе, надеясь добиться от англичан еще одной уступки — регулирования тралового промысла в богатых промысловых районах за пределами территориальных вод. Было выработано компромиссное предложение, но английское правительство сочло, что оно идет слишком далеко навстречу пожеланиям норвежцев. Вместо этого в качестве основы для переговоров британцы предложили взять старую Североморскую конвенцию, на предложения о подписании которой Норвегия до этого два раза отвечала твердым отказом. На этот раз правительство Мувинкеля согласилось, и его уступчивость в ходе последовавших переговоров привела к подписанию протокола, который один норвежский историк назвал «огромным успехом, с точки зрения британских интересов и позиций и соответственным ущемлением или ликвидацией традиционных прав прибрежного населения Норвегии». Позднее британский посланник писал, что предложение «выглядело для меня столь выгодным с точки зрения британских интересов, что я имел честь рекомендовать, чтобы были предприняты решительные усилия для заключения соглашения на этой основе и как можно быстрее»¹.

Несмотря на массовые протесты представителей рыболовной отрасли, а также министерств труда и юстиции, правительство вновь согласилось на переговоры. В окончательном тексте норвежские интересы, очевидно, учитывались еще меньше, чем в первоначальном проекте, но, несмотря на это, правительство на закрытом заседании стортинга рекомендовало парламенту одобрить соглашение. Однако, когда в результате утечки основные пункты соглашения были опубликованы в одной из крупнейших газет, они вызвали бурю возмущения. После этого предложенное соглашение было единогласно отвергнуто расширенным составом комитета по международным делам и конституционным вопросам.

В последующие годы Норвегия вернулась к своей довоенной позиции, состоявшей в том, что каждое государство имеет право устанавливать, в разумных пределах, границу и конфигурацию своих территориальных вод, ограничиваемое лишь уже приобретенными правами других стран. Была назначена комиссия экспертов, подготовивших доклад, где в целом рекомендовалось сохранить четырехмильную ширину территориальных вод. Им, однако, не удалось договориться между собой, от какой базисной линии следует измерять эти четыре мили — от материковой территории населенных островов или островков и скал, уходящих под воду во время прилива? Поскольку стортинг и правительство меньшинства также не могли прийти к согласию, вопрос постоянно откладывался, а столкновения между командами английских траулеров и норвежской береговой охраной продолжались. В 1934 г. развитие событий достигло критической стадии, когда к норвежским берегам был отправлен английский военный корабль с секретным приказом применить силу, если возникнет необходимость не допустить ареста английских траулеров в районах, которые Англия не признавала входящими в норвежские территориальные воды. Каких-либо инцидентов не произошло, но в 1935 г. с приходом к власти Норвежской рабочей партии (далее — НРП) новым министром иностранных дел стал Хальвдан Кут, выступавший за расширенное толкование принципа базисной линии. И вот этот принцип стал норвежским законом. После этого английское правительство официально выступило с угрозой военно-морских репрессалий в отношении Норвегии. Но в новых английских предложениях проявился некоторый отход от прежних позиций, и в итоге было достигнуто «временное соглашение», одним из важных пунктов которого стал запрет на траловый лов в некоторых самых богатых рыбопромысловых районах за пределами территориальных вод.

Если конфликт с Англией утратил остроту накануне Второй мировой войны, то вопрос о пределах национальной зоны рыболовства оставался неурегулированным вплоть до 1951 г., когда Международный суд вынес решение в пользу Норвегии. Длительность конфликта и невозможность его разрешения путем переговоров отразили, с одной стороны, большое значение рыболовства для норвежской экономики, а с другой — серьезную озабоченность сохранением множества изолированных рыбацких поселков, разбросанных по побережью Северной Норвегии. Для их жителей альтернативы традиционному образу жизни просто не было, а его основой являлось рыболовство в прибрежных водах. В губернии Финмарк рыболовством занимались 86% мужского населения старше 15 лет, и у них не было ни желания, ни финансовых возможностей заняться промышленным рыболовством с применением траулеров и более современных технологий.

Для англичан народнохозяйственное значение рыболовства также было велико, но в случае Англии понятие «рыболовство» означало рыболовный траулерный промысел в открытом море. Уступка норвежским требованиям о расширении национальной рыболовной зоны и ограничении траулерного промысла создала бы опасный прецедент — с аналогичными притязаниями могли выступить и другие страны, с такими же богатыми морскими рыбопромысловыми районами. Но непреклонность англичан имела еще одну причину, уже стратегического характера: военно-морская мощь страны была тесно связана с максимальной свободой действий военного флота в международных водах. Любое расширение пределов территориальных вод других стран вело к ограничению способности Англии демонстрировать силу и оказывать влияние. Все это, с точки зрения Англии, могло оказаться удобным случаем для создания прецедента, учитывая неравенство сил Норвегии и Англии. Но когда настал критический момент, выяснилось, что Англия уклонилась от применения грубой силы против малого и дружественного соседа на противоположном побережье Северного моря.

Примечания

1. Обе цитаты заимствованы из Fure, Mellomkrigstid. P. 87—88.