Введение
Норвегией, вышедшей из системы Лиги наций и возвратившейся к изоляционизму, руководил в первую очередь страх оказаться втянутой в чужие войны. Он сочетался с убеждением, повторявшим красноречивую формулировку Джорджа Вашингтона, сказавшего в «Прощальном обращении к американской нации» в 1796 г. что «отдельное и отдаленное расположение» страны позволит ей избежать такого втягивания. Хотя эта идея никогда не высказывалась публично, она очень походила на риторический вопрос, который Вашингтон задавал своим согражданам: «Почему мы должны, связав свою судьбу с судьбой какой-то части Европы, бросать наш мир и процветание на произвол амбиций, соперничества, настроений или капризов европейцев?» Для большинства норвежцев Европа была чужой землей, возникновение фашистских режимов в Италии, Германии и Испании, а также неспособность западных великих держав поставить им заслон — все это означало, что Европа скатывается к варварству.
Но что, если сама Норвегия подвергнется нападению — либо из-за стратегической ценности ее территории и побережья, либо из-за экономического значения ее ценных природных ресурсов? Единодушное мнение состояло в том, что такое развитие событий было маловероятным. Опыт Первой мировой войны говорил о том, что при всем негативном влиянии вооруженного конфликта между Германией и Великобританией на торговлю и морские перевозки Норвегии, ей все же удастся выработать некую нейтральную линию в отношении противоположных требований воюющих сторон. Куда больше дискуссий вызывала сама необходимость содержать вооруженные силы, чтобы обезопасить страну от попыток нарушить ее нейтралитет, мелких посягательств на ее территорию или других инцидентов, способных запустить порочный круг. Это был синдром «войны по недоразумению». Как мы уже видели, к 1935 г. НРП, хотя и медленно, уже начала отказываться от тотальных антимилитаристских установок. В основном это было вызвано ее усилиями завоевать, а затем сохранить репутацию правящей партии, хотя, как мы отмечали, небольшая группа партийных интеллектуалов и людей, связанных с внешней политикой, выступала за то, чтобы иметь вооруженные силы определенных размеров в качестве «сил охраны нейтралитета». Фракция НРП в стортинге по-прежнему относилась к военным с недоверием. Их подозрения, что одну из своих задач вооруженные силы видят во вмешательстве в случаях рабочих волнений, подтвердились, когда в 1936 г. министр обороны — член НРП — узнал о существовании мобилизационных планов Генерального штаба на случай социальных или политических беспорядков.