Социально-психологический роман. С. Сивертц. Я. Бергман. К. Бойе

В творчестве шведских писателей критического реализма находят глубокое осмысление существенные стороны современной жизни. Романы писателей старшего поколения Сигфрида Сивертца (1882—1970) и Ялмара Бергмана (1883—1931) выдержаны в традиционном жанре семейной хроники. Таковы дилогия «Селямбы» (1920) Сивертца и романы многотомного «бергслагенского» цикла Бергмана. «Селямбы», как и роман Сивертца «Универсальный магазин» (1924), — широкое полотно, рисующее мир предпринимателей, для которых накопление — самоцель и высший жизненный идеал. История братьев и сестер Селямбов — это повесть о моральном и интеллектуальном банкротстве людей из мира делового расчета. Для них в детстве Селямбсхоф — «разбойничий замок», а позднее — «храм собственности». Правда, «лучшее время селямбовской системы миновало». Симпатии Сивертца — на стороне юных героев романа «Универсальный магазин» — служащей Мари, моряка Альфреда — людей душевного благородства.

По-иному строит летопись шведского капитализма Бергман. Он тоже видит несоответствие новых принципов буржуазного обогащения прежнему патриархальному укладу. Семейная хроника под его пером приобретает характер большого обобщения. Если первые романы серии были проникнуты пессимизмом, а в стиле их явно проступали черты натуралистического клише, то в романах, написанных после первой мировой войны, картины жизни предстают без налета фатализма. Теперь для писателя главное заключено в последовательном ниспровержении социального зла, в резкой критике буржуазного общества, обреченного ходом истории.

Центральное место в цикле занимает роман «Маркуреллы из Вадчепинга» (1919). Трактирщик Маркурелл, внешность которого «вызывала отвращение», все ставит на карту, чтобы завоевать расположение округи. И хотя от ростовщика «разило зловоньем», все же в буржуазном обществе он был принят — ведь «от его подписи пахло золотом». Кульминационный пункт романа связан с тем, что старый Маркурелл, подчиняющий все свои действия жажде обогащения и рассчитывающий на наследника, обнаруживает, что Юхан — побочный сын аристократа.

Не все романы «бергслагенского» цикла равнозначны. На некоторых из них лежит печать религиозного морализирования, фатализма, Однако последний роман «Клоун Як» (1930) достойно завершает путь Бергмана-реалиста. Здесь поставлен вопрос о назначении искусства, о положении художника в буржуазном обществе, Бергман, проработавший пол года сценаристом в Голливуде, мог наблюдать мир искусства во взаимоотношении и борьбе с миром наживы. В романе рассказывается история Яка, формирование его таланта, работа в провинциальном цирке в Швеции, а затем слава за океаном. Его судьба напоминает приключения Синдбада-Морехода, потерпевшего кораблекрушение и оказавшегося на необитаемом острове с ужасным карликом за плечами. Это, конечно, символ: ведь Як (он происходит из семьи стяжателей Борков) тоже обрел «уродливого старика на своих плечах, которого зовут Як Тракбак». Истинный же кровопийца — синдикат, эксплуатирующий талант художника и живущий за его счет. Не поэтому ли искусство клоуна трагично? Герой Яка на арене — олицетворение слабости, болезни, одиночества. Маска ужаса и страха имеет непосредственные причины: это и гибель партнера, и необходимость продолжать комическое представление, и, наконец, ощущение трагизма положения художника в мире хищничества и жестокости. В ярких зарисовках этих картин несомненная победа реализма. С неотвратимой закономерностью идет Як к своей гибели. «Родившись человеком», он «живет клоуном, продает свое сердце» и «умирает нищим». Но это и момент его величайшего прозрения. Во время своего последнего представления Як отказывается от обычного увеселения публики и произносит «катехизис клоуна», в котором бросает вызов враждебным силам и провозглашает веру в победу творческого гения и гуманизма.

Интенсивное (хотя и сложное) развитие реалистической литературы в Швеции падает на 30-е — начало 40-х гг. Широкую известность приобрело творчество Карин Бойе (1900—1941), дебютировавшей как поэт в 1923 г., писательницы противоречивой, пытавшейся сочетать увлечение «клартизмом» и антифашистские позиции с сюрреалистическим подходом к задачам искусства, склонной к пессимизму. Наиболее значительный ее роман «Каллокаин» (1940) занял видное место в национальной литературе. В нем создана своеобразная «антиутопия» — жуткая картина возникновения государства фашистского типа, подавляющего в людях все искренние побуждения, свободу.

Жанровые особенности книги с трудом поддаются обозначению. Выдержанная внешне в стиле детективного романа, она, по мнению критики, была одновременно сатирой и «сновидением». Условия жизни населения Мировой империи, некоего тоталитарного государства, внешние признаки которого так похожи на гитлеровский рейх, подавляют все человеческое, живое. Вся жизнь людей проходит под постоянным надзором полиции. В государстве господствуют такие формы «бытия» как подслушивания и доносы (это касается и семейных отношений), суды и жестокие расправы, рассчитанные на то, чтобы держать других в повиновении и страхе. Такого рода порядок не только олицетворяет систему, но и проникает во все поры жизни, подчиняет себе каждого человека, даже детей.

Повествование в романе ведется от первого лица. Оно строится как «цепь воспоминаний» главного героя книги химика Лео Калля о «кусках» его жизни, вернее прозябания в этом мире кошмаров и ужаса. Оглупленный реакционной пропагандой, он не только не замечает происходящей вокруг трагедии, но сам становится активным пособником беззакония и преступлений перед человечностью. Так фигура изобретателя каллокаина — средства, позволяющего во время следствий и судопроизводства проникнуть в сокровенные мысли любого человека, — вырастает в трагический символ. В результате проведенных опытов обнаруживается, что оглуплены были далеко не все, что люди жаждут мирной жизни, доверия, искренности в отношениях, хотят просто «жить обыкновенной жизнью». Сам же ученый, которому «разрешено экспериментировать с человеческим материалом», упивался своей иллюзорной властью над другими.

Но кошмарный сон, привидевшийся писательнице, должен был «кончиться — рано или поздно». Должно наступить возмездие. Очень скупо — буквально в нескольких строчках — сообщается в романе о военном поражении империи, о том, что и изобретатель каллокаина попадает «в чужой город, в тюремную лабораторию», где ему, однако, предоставляется возможность работать «под стражей» и писать мемуары.

В одном из комментариев к роману К. Бойе говорилось о том, что в этой книге, подобно другим, сходным с ней по идеям, «сквозит страх перед научно-технической революцией». Одновременно это и роман-предупреждение. Предупреждение на будущее в отношении возможности новой войны, фашистской опасности. Думая о будущем, писательница все-таки не нашла нужной альтернативы. Найти ее — задача новых поколений писателей.