Борьба реалистических и модернистских тенденций. П. Лагерквист. Э. Юнсон

Один из парадоксов общественной жизни Швеции (как, впрочем, в немалой степени и других Скандинавских стран) заключается в том, что «правительственная» Социал-демократическая рабочая партия, реформистская в своей политической деятельности, не могла сколько-нибудь существенно ограничить власть монополий и, по сути, оказалась неспособной противостоять усилению влияния буржуазной идеологии в рабочем движении, среди деятелей культурного фронта.

Показательны в этом отношении идейные и эстетические позиции даже таких значительных писателей, как, например, Лагерквист и Юнсон, связанных в юности с оппозиционными силами, в творческом отношении не порывавших с реалистическим направлением, но неровных в своем мировоззрении, часто увлекавшихся модернистским экспериментом.

Пер Лагерквист (1891—1974) пройдет длительный жизненный и творческий путь, станет одной из ведущих фигур в национальной литературе. Из шведских писателей он наиболее остро выразил настроения растерянности и отчаяния в связи с событиями первой мировой войны в новеллистическом цикле «Железо и люди» (1915), в стихотворениях сборника «Страх» (1916). В его лирике, близкой к «программной» экспрессионистической антивоенной поэзии Б. Шёберга, в прозе и драматургии человек представлен в резком конфликте с окружающей средой — мещанской, инертной и «рыхлой».

Философско-эстетическая позиция писателя определена в трактате «Современный театр» (1918) и «стриндберговских» пьесах 20-х — начала 30-х гг. («Хаос», «Невидимый», «Король») утверждением вечных и абсолютных истин (в первую очередь, противопоставлением добра и зла), а условий действительности как абсурдных. Но в наибольшей степени художественный талант Лагерквиста проявится в прозе — новеллистике и романе, психологическом и гротескно-сатирическом. Философская повесть «Вечная улыбка» (1920) как бы откроет собой типичную для Лагерквиста проблематику и структуру: поиски смысла бытия, богоборческая настроенность, идея неизбежности победы добрых начал над злыми даются в формах аллегорических, напоминающих монументальную скульптуру его соотечественника Карла Миллеса. Место действия автор обозначает как «Царство Мертвых», в котором есть, собственно, два «бытия» — земное, «ничтожное» (символом его является рассказ служителя о своей работе в городском туалете) и выспреннее, лишенное времени и пространства, устремленное к Всевышнему, доброму, но бессильному чем-либо помочь страдальцам.

Роман «В мире гость» (1925) — центральное произведение раннего Лагерквиста. В нем намечены философские проблемы, которые будут волновать писателя на всем его творческом пути: это вопросы жизни и смерти, бога и отрицания церковных догм. Но это и роман воспитательный. История юного Андреса, проходящая в условиях смоландской провинции, отнюдь не только картина патриархальных нравов и религиозного благочестия, но и пример воспитания характера героя, которого тяготит эта удушливая обстановка. «Атмосфера осторожной нежности и любви была ему несносна» — ведь это означало «сидеть в тепле и уюте законопаченного жилья — как это трудно!». Конечно, протест, зреющий в сознании юноши, еще инстинктивен. Недаром писатель сравнивает его с «неразгорающимся костром». Узнав, что «небеса пусты», герой, отринувший веру в бога, признает пока один принцип — «брать жизнь, как она есть».

В дальнейшем Лагерквист острее выразит скорбь по поводу гибели цивилизации, будет рисовать и гротескные образы современных буржуа, но все же не пойдет дальше мрачного пессимизма и иррациональной философии.

Наибольшее значение будут иметь его антифашистские произведения, обретающие и в аллегорическом повествовании историческую определенность и ясный политический смысл. В повести «Палач» (1933) резко обличается деспотизм. В первой ее части действие происходит в средневековой обстановке. Посетители трактира с омерзением и страхом взирают на палача в красном одеянии. Во второй части события развертываются в современном ресторане, завсегдатаи которого, однако, восхищаются палачом-нацистом, преклоняются перед насилием. Если средневековый палач еще был способен на какое-то минутное душевное движение, то палач современный предстает законченным мерзавцем и преступной натурой, маской, олицетворяющей социальное зло.

В романе «Карлик» (1944) писатель также разрабатывает условно-исторический сюжет. Действие происходит в Италии в эпоху Возрождения, но проекция в современность очевидна и здесь. Носителем зла является горбун, придворный шут, открыто и шаржированно копирующий поступки господ, скрывающих свое истинное «я». Киркегоровская форма косвенного изображения обретает у Лагерквиста новый характер: разрабатывая «вечные» темы добра и зла, любви и ненависти, писатель усиливает фарсовый элемент, позволяющий изобличить и конкретное зло — нацистскую идеологию в момент ее упадка, продолжающую оставаться опасной. Карлик-убийца заключен в темницу, но сохраняет надежду на освобождение — ведь без его услуг так трудно обойтись власти насилия.

Об обновлении искусства новыми средствами, обращаясь к актуальным проблемам современности, думает и Эйвинд Юнсон (1900—1975). В прошлом рабочий на лесопильном и кирпичном заводах, Юнсон затем проходит «университеты жизни» в Стокгольме и в 20-е гг. за границей — в Германии, Франции и Англии. Политические взгляды писателя, испытавшего влияние идей синдикализма, долго продолжают оставаться противоречивыми. Они находят отражение уже в его первых произведениях — сборнике новелл «Четверо чужестранцев» (1924) и романе «Тиманы и справедливость» (1925), где на примере героя, подпавшего под влияние религии, писатель решительно осуждает сентиментально-христианское учение, проникавшее в пролетарскую среду. Именно эта тенденция Юнсона получит продолжение в современной ему шведской литературе (Т. Даль, Г. Сандгрен и др.).

Юнсон убедительно проявляет себя как мастер психологического повествования, хорошо знакомого с техникой модернистского романа Марселя Пруста и Джеймса Джойса. Такова его проза «потока сознания» («Память», «Комментарии к звездопаду», «Бобинак» и др.). В «Прощании с Гамлетом» (1930) показана история юного рабочего Мортена Торпара, переживающего период мучительной «гамлетовской» раздвоенности и обретающего, наконец, веру в силу труда. С 30-х гг. Юнсон активно выступает и как теоретик, защищая необходимость связи искусства с жизнью, пытаясь осмыслить современный ему социальный и литературный процесс. События действительности получают яркое воплощение в сборнике его новелл «Еще раз, капитан» (1934) и особенно в цикле романов об Улофе — «Это было в 1914-м» (1934), «В этом твоя жизнь» (1935), «Не оглядывайся!» (1936) и «Последняя игра юности» (1937), составляющих яркое повествование о жизни талантливого выходца из рабочих, мечтающего найти свое место в жизни, обрести свободу. Романы об Улофе получили известность за рубежом, были экранизированы.

В тетралогии обнаруживается незаурядный талант художника, рисующего выразительный портрет Улофа Перегона. Время романов цикла предельно «сжато»: на достаточно широком фоне общественной действительности даны преимущественно годы созревания юноши, причем действие, более или менее развернутое в первом томе, «переключается» затем главным образом в сознание героя — его размышления, мечты, фантазии, которые придают повествованию лирический колорит, не лишенный, однако, мягкого юмора, самоиронии. В этих картинах сказалась, видимо, и автобиографическая линия повествования — воспоминания о жизни в родном Норланде, начале трудовой деятельности, мечтах о революции, о вступлении в литературу.

Возмужание Улофа связано прежде всего с постижением им окружающего, законов капиталистического бытия. Подлинную искренность и понимание встречает он в рабочей среде и, наоборот, часто разочаровывается в «добрых» намерениях собственников, которые оказываются на поверку жестокими и эгоистичными. И именно в этих эпизодах, напоминающих по стилю прозу Сельмы Лагерлёф, повествование Юнсона становится поэтически проникновенным в картинах, рисующих мечтательного юношу, и суровым, наподобие древней саги, — в символических иносказаниях, изображающих стихию природы и жестокие условия жизни («Сага о тумане и чахотке» и другие вставные — «философские» — новеллы). Завершается тетралогия оптимистически: прощаясь с юностью, герой, один из активных участников рабочей организации, ставящей задачи переустройства общества, с уверенностью смотрит в будущее.

Интенсивной творческая деятельность Юнсона была и в годы второй мировой войны. Угроза со стороны фашистской Германии вызывала у писателя настороженность, решительное неприятие тоталитаризма и милитаризма. Но в не меньшей степени он оказывался и противником социализма. Определенные антифашистские позиции его проявились в романах «Ночные маневры» (1938) и «Возвращение солдата» (1940). В еще большей степени об угрозе фашизма в самой Швеции Юнсон говорит в трилогии о Крилоне, образ которого должен символизировать силу порядка. Романы «Группа Крилона» (1941), «Поездка Крилона» (1942) и «Крилон сам» (1943) — сложная аллегория, расшифровать которую достаточно трудно.

Трилогия «Крилон» близка по методу фильмам Ингмара Бергмана, легендарно-историческим сюжетам Лагерквиста и Кая Мунка — писателей отчетливо выраженной антифашистской тенденции и новаторов в области формы. И все же, наметив линию поведения маклера Крилона и его друзей в борьбе против социального зла, Юнсон (как, впрочем, и близкие ему художники-модернисты) переводит повествование в план абстрактного гуманизма, а Крилон и его противники становятся образами скорее демоническими, олицетворяющими «вечные» понятия добра и зла, что, естественно, «универсализирует» социальный пафос произведения. Спорна и выдвинутая в трилогии Концепция образа строительного мастера Юнаса Фрида — «рабочего, становящегося капиталистом».

Размышление о современности через прошлое будет продолжено Юнсоном в послевоенных философско-исторических романах.