В середине двадцатого

Для Скандинавии и ее литературы одним из существенных последствий второй мировой войны, прежде всего того, что возникло в результате движения Сопротивления, явился общий процесс демократизации, охвативший различные социальные круги. Конечно, эти явления по-разному развивались в каждой из северных стран. Вместе с тем социальные и политические размежевания не только сохраняются, но нередко и усиливаются. Особенно это связано с «зигзагами» развития буржуазной идеологии. Серьезные противоречия характеризуют и позиции социал-демократических партий и правительств, которым все чаще приходилось уступать буржуазным «коалициям». Не всегда быстро и эффективно изживались последствия коллаборационизма, возникали трудности в борьбе с фашистской идеологией, с проведением радикальных реформ, политики мира, разрядки международной напряженности.

«Холодная война», влияние НАТО, ставка на раскол в коммунистическом и рабочем движении, распространение антисоветизма — все это вызывало негодование и протесты в широких кругах, в том числе у писательской общественности. Борьба за мир со времени Стокгольмского воззвания о запрещении ядерного оружия (1950) оказывает существенное влияние не только на характер и формы межскандинавских связей, но и на усиление сотрудничества с Советским Союзом и странами социалистического содружества. Здесь решающую роль играет последовательная миролюбивая политика Советского правительства, встречающая широкую признательность и благодарность.

Но единство позиций и действий среди деятелей культуры в Скандинавии достигалось не всегда. Разобщенность приводила к появлению различного рода не только буржуазных, но и называвших себя социалистическими организаций и течений — «новых левых», «новых радикалов» — часто с бесшабашной оппозиционностью хиппи или с расплывчатой программой анархо-левацкого толка.

Уже с 50-х гг. литературный процесс характеризуется особой сложностью. Остаются живыми традиции боевой публицистики и литературы норвежского и датского Сопротивления, развиваются новые формы реалистического искусства. Авторы таких произведений (в художественном и идейном отношении не равновеликих) останавливаются на отдельных, порой значительных фактах: тяжелые условия труда и жизни, стачечная борьба, безработица, рост революционной сознательности и т. д., стремятся к широким обобщениям. История и современность, мысли о будущем, разоблачение концепции «государства благополучия», молодежное движение, нонконформизм, этические проблемы — таков далеко не полный перечень аспектов, интересующих писателей, пишущих на рабочую и молодежную темы.

Герои подобных произведений — прежде всего в жанре романа — монументальны. Это натуры мыслящие и глубоко поэтичные, тесно связанные со своей эпохой и олицетворяющие ее. Они превосходно воплощают в жизнь боевой призыв Н. Грига «Живи в твоем времени!». Именно реалистическая повествовательная литература создала произведения о людях труда.

Литература модернизма, выражающая страх и отчаяние под влиянием сначала фашизма и ужасов второй мировой войны, а затем и перед угрозой атомной катастрофы, также получает достаточно широкое распространение (например, в конце 40-х — начале 50-х гг. в творчестве скандинавских писателей «новой прозы», позже в среде писателей различных психоаналитических «школ», «потока сознания» и др.). На путях решения проблем подсознательного делаются попытки абсолютизации гамсуновской и кафкианской традиции, которая трактуется, кстати, узко, нигилистически, как воплощение принципа «литературы ничто»¹. Серьезному испытанию подвергается искусство Ингмара Бергмана, наиболее остро выразившего противоречия и кризис буржуазной культуры, впитавшего в себя разные традиции, такие, как этика Киркегора или творчество Стриндберга и Лагерквиста, и искавшего во многих своих философских фильмах 50-х («Лето с Моникой» — по роману П.А. Фогельстрёма, «Седьмая печать», «Земляничная поляна», «Лицо», «Око дьявола»), а затем и 60-х гг. («Причастие», «Молчание», «Волчий час» и др.) выход к новым «сочетаниям» и показавшего близкий к экзистенциалистскому ужас перед страданием и смертью. Миф у Бергмана, как и у родственных ему писателей, далек от религиозной догмы, хотя проблемы бога и веры, как нравственных категорий, у него постоянны — будь то сценарии на современные или исторические сюжеты.

Достаточно широкое развитие в литературе каждой из скандинавских стран получает жанр исторического романа, в меньшей степени — историческая драма. Диапазон охвата минувших событий здесь довольно широк — от глубокой древности до XX в. И все же во многих случаях картины прошлого для писателей-реалистов («Герпла» Лакснесса, «Викинги» Боргена и др.) не были самоцелью, представали не только как выступления против идеализации патриархальности, осуждение жестокости и разбоя викингов, но и как осуждение современного милитаризма. Остросоциальный характер носит исторический роман в Швеции.

И формы исторического реалистического романа различны, В одних случаях писатели стремятся в судьбе личности увидеть отражение важных общественных факторов, тяготеют к собственно исторической прозе (в стиле летописи событий или хроники рода, семьи, часто условно-исторического сюжета), в других — литераторы, пишущие о рабочем классе, о людях труда, исходят из мысли о материальных законах и движущих силах исторического развития. Это с наглядной очевидностью сказывалось уже в произведениях, посвященных движению Сопротивления.

В разных направлениях развиваются и такие казавшиеся традиционными формы, как литературная сказка, утопии (или «антиутопии»), научная фантастика, детективный роман, драматургия для радио и телевидения. В детективе (если не брать в расчет «тривиальную» литературу) явно обозначаются три главные тенденции. Одна связана с попытками значительно расширить понятие детектива включением в него всего того, что как-то связано с мотивами «преступной натуры» и «расследования» — не столько в судебном, сколько в нравственном смысле (в традициях, идущих от прозы Алмквиста, ибсеновской «Хедды Габлер», от «Братьев Карамазовых» или «Иметь и не иметь» Хемингуэя². Другая — это собственно криминальный роман (например, в датской литературе — психологические романы П. Эрума, в норвежской — «Хобби-детектив» Х. Тусберга, «На седьмой день» К. Арнльота, целый «поток» детективных, романов в Швеции, характерных для массовой литературы, и др.). Третья — это различные подходы к пересмотру традиционного жанра, использование его формы для постановки более широких социальных проблем (романы шведских писателей П. Вале и М. Шёвалль) или прямая полемика с ним, создание своего рода «антидетектива» (позднее творчество Ханса Шерфига).

Первые послевоенные десятилетия с их «сквозными» тенденциями, связанными, с одной стороны, с поступательным (но не одинаково интенсивным) развитием реализма, а с другой — с различного рода модификациями авангардистского искусства — вплоть до экспериментов структуралистского характера, не были одинаковы. 50-е годы — время волнующих «встреч» с традицией литературы Сопротивления, с одной стороны, и новых исканий и скептицизма буржуазной демократии — с другой. 60-е годы скандинавской общественностью часто определяются как «боевое десятилетие», чем-то напомнившее о «красных тридцатых», время острых дискуссий между сторонниками «обычной» и «метафорической» литературы, шире — между теоретиками и практиками реалистического и модернистского искусства. И все же поиски «нового» реализма продолжаются как в 60-х, так и в 70-х гг. Своеобразие современного реалистического искусства критика³ пытается увидеть в формах сознания человека достаточно широкого диапазона — от изображения глубокого разлада личности со средой, погруженности в сферу душевных переживаний до раскрытия общественно-исторических условий действительности (в том числе в рабочей литературе). Активизация и успехи борьбы за мир, за прекращение войны в Индокитае, за разрядку международной напряженности, поддержка освободительного движения в странах Африки, Азии и Латинской Америки становятся внушительными факторами действительности и в Скандинавии, стимулом для развития передового искусства. Одна за другой проходят широкие дискуссии о реализме, о путях развития романа и др.

Конечно, в новую фазу вступает и эстетика модернизма⁴, пытающаяся плюралистски истолковать принцип «политизации» литературы. Она предстает в формах левацкого трюкачества, пародирующего документализм или провозглашающего знамением времени крайний формализм, семантику звуков. Широко распространяются и массовая поп-литература и порнография, наводняющая книжный рынок. Не могут, однако, не настораживать попытки объявить факторы биологические или технические определяющими в современной жизни и искусстве, особенно в тех случаях, когда физиологическое и психическое выдается за общечеловеческое, а техническое — за ведущую и определяющую тенденцию эпохи. Важно, однако, что от модернистского экспериментаторства все чаше отходят разные художники (Харри Мартинсон, Клаус Рифбьерг и др.).

Общественные факторы, НТР оказывают огромное влияние на создание социально значимой литературы, непосредственно откликающейся на реальные факты действительности и реализующейся в различного рода документальных жанрах (к ним можно отнести и художественно-этнографическую литературу, представленную, например, книгами Тура Хейердала). Обращение к документализму не было, конечно, открытием и в скандинавских литературах середины XX в., однако теперь сама тенденция выдвигает новые задачи, делает возможным не ограничиваться «газетным» репортажем, а создавать жанры документально-художественные.

В лагере борцов за мир нередко оказывались деятели скандинавской культуры, придерживавшиеся в других вопросах различных взглядов, Об этом красноречиво свидетельствует, например, тот факт, что среди лиц, удостоенных Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», оказались датский художник-коммунист Херлуф Бидструп, норвежский пастор Рагнар Форбекк и шведский писатель Артур Лундквист, часто находившийся, по его собственному признанию, в поисках «третьего пути».

Примечания

1. См.: Olsen D. Hamsun og Kafka. Oslo, 1963.

2. См. об этом в статье Нильса Нурдберга «О норвежской криминальной литературе» (Linier i nordisk prosa. Norge 1965—1975. Red. av H. Rönning, Lund, 1977, s. 369).

3. Например, Sckou S. Dansk realisme 1960—1975. Kbh., 1976.

4. Правда, к исходу 60-х гг. критика уже отмечает спад широкого интереса к модернизму (см.: Elbek J. Literaturen i Dag. Kbh., 1970).