Датская литература о Сопротивлении. Х. Кирк. Х. Шерфиг

Послевоенная датская литература об оккупации и движении Сопротивления прошла в своем развитии примерно тот же путь, что и литература норвежская. В произведениях раннего этапа, выдержанных преимущественно в стиле документального очерка или репортажа, авторы стремились запечатлеть главным образом действительные события недавнего прошлого.

Такими жизненными свидетельствами явились произведения людей различных убеждений, но объединенных ненавистью к фашизму. Это «Ким» (1945) — отрывки из дневника Кима Мальте Брююна, казненного в конце войны нацистами, «Невидимое войско» (1945) Кнуда Сэннербю, «Красные луга» (1945) Оле Юля, «Рапорт из Штутгофа» (1947) М. Нильсена; публицистические романы — «Непокоренные» (1949) Х. Хердаля, «Никто не знает ночи» (1955) Х. Кр. Браннера, «Голые деревья» (1957) Т. Скоу-Хансена и др.

Попытка нарисовать художественную картину Сопротивления видна в романе «Непокоренные». Его автор Харальд Хердаль (1900—1978) к этому времени был уже сложившимся писателем, за спиной которого стоял опыт двадцатилетней литературной деятельности. В прошлом он был рабочим, испробовал немало профессий, познал безработицу. О трудной жизни и своих «университетах» писатель рассказал во многих книгах, носивших преимущественно автобиографический характер.

Роман Таге Скоу-Хансена (род. в 1925 г.) «Голые деревья» — произведение, как справедливо отмечалось, больше лирическое, чем эпическое. И все же своим пафосом и характером повествования он направлен против тех тенденций в литературе, которые проявились в стремлении не только представить движение Сопротивления изолированным от воздействия компартии, но и нарисовать его в модернистском стиле как нечто «экстравагантное», «приключенческое», как явление, подчиненное власти субъективных эмоций, — вплоть до полового инстинкта.

В психологических романах Сэннербю, Браннера, Юля и др. антифашистская настроенность передана через сугубо индивидуальное. Внутренний монолог раскрывает эти мотивы и через мучительные споры с самим собой. Время и пространство в их произведениях составляют своеобразный фон. В зависимости от обстоятельств они даются крупномасштабно или, наоборот, подчеркивают мимолетность происходящего, выхватывают деталь. Но в каждом случае они служат целям наиболее выразительной передачи психологического напряжения, нового раскрытия характера.

Идеи Сопротивления аккумулировали, таким образом, то нравственное беспокойство, которое стало характерно для многих деятелей культуры в послевоенный период, — беспокойство прежде всего за судьбы мира. Но, конечно, этим далеко не исчерпывались возможности реалистического романа.

Выдающееся место в современной датской литературе заняли поздние романы Ханса Кирка — в первую очередь те, в которых писатель-коммунист выступает с осуждением коллаборационизма, предупреждает об опасности возрождения нацизма и возникновения новой войны. Традиция раннего кирковского рабочего романа найдет продолжение в датской прозе: «Песня труда» (1945), «Дорога жизни» (1947) Х. Вульфа, «Райская обитель» (1960), «Камень в потоке» (1961) Х.Л. Йепсена. К ним примыкает и документальная проза середины века (В.А. Линнеман, А. Сёренсен, Т. Хансен и др.).

Фарерский писатель Вильям Хейнесен (род. в 1900 г.), пишущий на датском языке, достойно продолжает традицию романа о коллективе. В романе «Черный котел» (1949) также дана резкая критика буржуазной идеологии, войны. В романе «Пропащие музыканты» (1950) он рисует мир художников, воспевающих жизнь, добро и простоту. Поэтому именно высокое искусство оказывается способным вступить в конфликт с буржуазной действительностью. В историческом романе «Добрая надежда» (1964) писатель дал выразительные картины прошлого Фарерских островов.

В послевоенные годы в творчестве Кирка усиливается социальная сатира, объектом которой являются фашизм и коллаборационизм. Драматична судьба аллегорического романа «Раб», написанного Кирком в заключении. Историческая основа произведения соотнесена с антифашистской тенденцией. Поэтому рукопись романа была уничтожена гитлеровцами. Лишь после побега в 1943 г. Кирк написал «Раба» заново (роман был издан на родине лишь в 1948 г.). Норвежский перевод его сопровождался замечанием о том, что произведение Кирка «задумано как ответ на вопрос об отношении к нацизму и в то же время к империализму вообще и силам войны». Действие романа «Раб» относятся к 1600 г, В основу его автор положил описанный в одном американском журнале случай, происшедший в Атлантическом океане на корабле «Сан Сальвадоре», плывшем с богатым грузом из испанских колоний в Южной Америке в Барселону.

По своей форме роман напоминает философские повести XVIII в.: в нем то и дело возникают острые дискуссии — прежде всего по вопросам политическим. На суд разума писатель выносит не только поступки собственников, но и те принципы, которыми они руководствуются: стяжательство, жестокость (полковник Гонсалес и др.), с одной стороны, и трудолюбие, вера в победу народа над силами мрака («еретик» дон Пабло) — с другой. Великим символом социальной справедливости, ненависти к поработителям и непреклонной воли является героический поступок раба-индейца, прорубившего дно корабля и тем самым обрекшего на гибель своих врагов. В эпилоге автор с воодушевлением говорит о герое, человеке мужественном, благодаря самоотверженности которого «будет воздвигнут новый мир, когда старый пойдет ко дну, как этот корабль».

Концепция романа «Сын гнева» (1950) ограничена, пожалуй, самим материалом. Здесь Кирк также в аллегорической форме воссоздал конфликт между добром и злом. В «евангельском» сюжете сделана попытка показать, как в недрах религиозного сознания зреет ненависть к лицемерию и жестокости.

Как видно, роман-притча носит обобщенный социально-философский смысл. Поэтому неверно было бы его называть романом историческим, хотя фон в нем порой выписан довольно тщательно (римская колонизация Иудеи, Иерусалим, превратившийся в «пороховую бочку», быт и нравы различных общественных групп).

Вершиной в позднем творчестве Кирка, несомненно, явились романы «Деньги дьявола» (1952) и «Клитгорд и сыновья» (1952), составившие дилогию. Это романы о недавних событиях, связанных со временем второй мировой войны и ее окончанием. Основанная на действительных документах эпохи, дилогия в полной мере может быть названа произведением историческим. Идейно-тематическая основа этих романов многозначна — коллаборационизм и его решительное осуждение, движение Сопротивления, его роль в борьбе с фашистской оккупацией Дании, размышления об общественном развитии страны после освобождения. К художественному решению столь важных задач писатель подошел во всеоружии своего таланта. Здесь в полной мере воплощаются принципы, свойственные ему как писателю социалистического реализма.

Дилогия строится как семейная хроника, повествующая о трех поколениях одной финансовой династии, начало которой положил предприимчивый Грейс Клитгорд, разбогатевший на постройке дамбы. «Крестьянин-подрядчик», смело вступающий в борьбу с властями и церковью, он вместе с тем «умел ладить с людьми», привлекал рабочих своим задором, практической сметкой, слыл за порядочного человека. И хотя, разбогатев, он почти не изменил своего образа жизни, все же считалось, что владеет он «деньгами дьявола».

Значительным вкладом в датскую национальную литературу стало послевоенное творчество Ханса Шерфига — романиста, критика и публициста коммунистической прессы, художника яркого и оригинального дарования. Убийственная сатира и гротеск раннего творчества становятся более глубокими (ведь и самому писателю, пережившему двухлетнее тюремное заключение во время оккупации, пришлось непосредственно столкнуться с жестокостью и беззаконием нацистов).

Роман «Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион» (1953) первоначально печатался в коммунистической газете. В отличие от Нексе и Кирка, настаивавших на непосредственной и открытой связи изображаемого с реальной действительностью, а героев с определенными прототипами, Шерфиг подчеркивает известную условность событий, «вымышленность» персонажей. И все же, как сказано в эпиграфе к роману, если «кое-что в этой книге и напомнит читателю о людях и событиях нашей действительности», то это будет не только «чистой случайностью», но может быть объяснено и тем, что, по мысли Достоевского, «правда всегда невероятна». При этом детектив Шерфига приобретает обобщенный социально-психологический характер.

В стиле романа особенно выразительны средства контрастного изображения, принцип доказательства от противного. Хотя война и закончилась, но на свободе живут и благоденствуют чиновники и дельцы, сотрудничавшие прежде с гестапо, а теперь — с американской разведкой. Это директор полиции Окцитанус, шпион и главарь черной биржи Ульмус, продажный журналист Стенсиль. Не подозревал скромный школьный учитель Карелиус о готовящейся и для него опасности. Случайно он схвачен полицейскими, арестован и обвинен в убийстве, которое было делом рук одной шайки.

В основу романа положены действительные события, связанные с нашумевшим в свое время «делом о Пауке» — международной организации аферистов, взяточников и убийц. Прием заострения позволяет Шерфигу сделать широкие обобщения. Шайка, словно паук, пыталась захватить побольше своими щупальцами. Недаром слово «скорпион» стало символом каких-то зловещих и ядовитых сил общества, чего-то скрытого, подстерегающего человека за углом и создающего угрозу его жизни. Ужасным олицетворением этих свойств стал восьмиглазый скорпион.

Не раз указывалось на сходство характера Карелиуса с Амстедом, «пропавшим чиновником», поскольку и он «всю жизнь полагался на власти и авторитеты». И все же между ними была существенная разница. Амстед был вынужден вести «двойную жизнь», скрывать свои подлинные чувства, поэтому для него пожизненное заключение (по ложному «самообвинению») оказывалось спасением от хищнического эгоизма буржуазного общества. Лектор Карелиус, правда, еще о многом судит ошибочно, но он настойчиво стремится доказать свою невиновность, жаждет вырваться на свободу, вступить в «новую жизнь», ибо он уже видит, что «мир был не тот», хотя в его задачу и «не входило переделывать мир».

Конечно, позиции писателя и его героя не идентичны. И все же на полном драматизма примере Карелиуса Шерфиг показывает определенные сдвиги в сознании мещанина. Тюремное заключение в течение года многому его научило. Учитель видит, что простые люди — «терпеливые, а потому и непобедимые» — в решительные моменты становятся настойчивыми и добиваются победы.

Место действия в романе Шерфиг оставляет «не обозначенным». Правда, приметы страны и государства здесь налицо: пейзаж, названия учреждений или газет, деньги «для удобства» носят датские названия. Но подобные уточнения и не столь важны: художественные обобщения в романе имеют социально-философский характер, художественно выражают сущность явлений. «Скорпион» и «Ярд» — символы буржуазного мира: они являются олицетворением не какого-нибудь торговца или полицейского, но «чего-то более крупного и отвратительного».

Занимательно написанный роман Шерфига подчинен строгой логике событий. Нередко автор как бы «отодвигает» в сторону сюжетную нить повествования и делится с читателем горькими размышлениями о происходящем, заставляет задуматься над принципами, возводимыми в закон, над маленькими и большими трагедиями людей, втянутых в водоворот событий.

Новые решения этих проблем Шерфиг дает в романе «Фрюденхольм» (1962) и повести «Пропавшая обезьяна» (1964), произведениях, одинаково непримиримых к социальному злу в широком диапазоне — от политики до сферы искусства.

В основе повествования о замке Фрюденхольм лежат подлинные исторические события. Они определены «пятью тяжелыми годами» оккупации Данни. Вслед за «Идеалистами» и романом «Черные силы» (написанном в соавторстве с Кирком) Шерфиг обращается здесь к фактам реальной действительности, а «криминальный» случай, связанный с убийством фабриканта Скьерн-Свенсена, остается эпизодом, почти не соотнесенным с основной линией сюжета.

Документальную основу произведения подчеркивает и то, что в нем выведены определенные политические деятели (типа Стаунинга или Скавениуса), в текст включены фрагменты из речей, газет и т. п. Правда, реальное место действия — поместье Фрюденхольм — приобретает здесь характер глубокого обобщения. Глухая провинция является как бы воплощением страны. До нее докатываются события военных лет, и она также не остается безучастной к происходящему.

Владелец замка граф Розенкоп-Фрюденскьольд — типичный нацист. «Молодой фюрер» является зловещим символом, образцом фашиста в «немецко-датской» варианте: говорит на мягком фюнском диалекте и отличается жестокостью отъявленного гитлеровца. Под стать ему и другие сторонники нацизма — наглые и крикливые — вроде идиота Мариуса-Панталонщика, крупных землевладельцев, опасающихся за свое богатство, или мещан — инертных и самодовольных. Спекулянтам и пособникам нацистов Шерфиг решительно противопоставляет здоровые силы нации, мужающие в активной борьбе с оккупантами. Вдохновенно писатель рассказывает о коммунистах Оскаре Поульсене, Мартине Ольсене и других борцах движения Сопротивления.

Роман создавался в течение пятнадцати лет. Однако время отнюдь не отдалило изображаемые события, но позволило автору, воспользовавшись найденными документами, исследуя их, воссоздать эпическую картину, в которой впервые, пожалуй, так широко поставлены и правдиво решены существенные проблемы, характер которых всячески искажался буржуазной пропагандой.

Книга Шер фига не оставляет сомнений в том, что никакие ухищрения не помогут как-то «оправдать» немецкую оккупацию и коллаборационизм, бросить тень на деятельность компартии, умалить значение подвига Советской Армии и того вклада, который Советский Союз внес в дело разгрома гитлеровской военной машины. «Фрюденхольм» — не только роман-воспоминание, но и роман-предупреждение.

В основу сюжета сатирической повести «Пропавшая обезьяна» положены события, связанные с похищением и поисками обезьяны, обладавшей «талантом» художника-живописца. Случай «из детектива» становится поводом для столкновения человеческих страстей.

Действие повести происходит в Дании и во Франции. В события вовлечены дельцы, стремящиеся нажиться на нездоровом интересе к модернизму — будь то ташизм или «экстатическая живопись брызг», конструктивизм, дадаизм, сюрреализм, спонтанизм, леттризм, ситуацианизм и т. п., — лишь бы все это помогало выразить так называемую абсурдность существующего. Вот почему пачкотня обезьяны Примуса была провозглашена вершиной живописи.

Но если шимпанзе, стихийно создававший «инфрагуманистические» полотна, находился в «полном неведении об интригах, царящих в искусстве, и о зависти конкурентов-представителей рода человеческого», то последние, именуя себя авангардистами, сознательно изгоняли из своих произведений человека, вообще все живое. Таковы пневматическая скульптура из красной резины, «творения» «пористой поэзии», представляющей собой «перфорацию слов» и «магические заклинания». Наивысшим «достижением» такого искусства являются «свидетельства о смерти», исполненные паяльной лампой на собачьих шкурах «художником смерти» Сильвестром Мураном (напоминающим образ опустошенного художника Хакона Бранда из романа «Мертвец»). И не случайно в кажущейся экстравагантности Шерфиг видит непросто эксцентрику, а «мертвое искусство гитлеровского паноптикума».

К проблемам искусства, особенно к его судьбам в современном обществе, Шерфиг (кстати, сам замечательный художник, иллюстратор своих книг и произведений писателей разных эпох — от Хольберга до Б. Шоу) возвращается постоянно. Многочисленны его статьи о писателях (о Л. Хольберге и сказочнике Андерсене, о Гамсуне, Лакснессе, Нексе и др.). Как в сборнике эссе «По пути к созвездию Водолея» (1951), так и в очерках «Три поэта» (1963), посвященных творчеству Нурдала Грига, Бертольта Брехта и Ханса Кирка, поставлены кардинальные вопросы современной культуры и литературы. В них Шерфиг нередко вступает в открытые дискуссии и убедительно раскрывает богатство и возможности искусства, вдохновленного идеями социализма. Наиболее ярким примером расцвета социалистической культуры представляется ему литература советских среднеазиатских республик, которым Великий Октябрь принес подлинное возрождение.

«Открытая» форма характерна и для датского романа 60-х гг., посвященного проблемам, связанным с уроками движения Сопротивления. Одним из таких писателей явился Йенс Иенсен (род. в 1930 г.), первая книга которого повесть «Они пришли с Юга» (1963), была высоко оценена Шерфигом. Йенсен объяснил причины, побудившие его, спустя восемнадцать лет после окончания войны, «освежить в памяти события оккупационных лет», чтобы «вновь пробудить дух, которым были пропитаны те годы», поскольку именно «период освободительной борьбы — самый волнующий и доблестный период в истории нашего рода, нашего рабочего класса и коммунистической партии». Историю рабочей семьи Карлсенов автор рисует в традиции национальной прогрессивной литературы (романов Андерсена-Нексе, Кирка, Шерфига). Это волнующая повесть о воспитании мужества и становлении революционного сознания.

В послевоенной лирике¹ мотивы Сопротивления заняли также одно из центральных мест. Так, в поздних стихах крупнейшего датского поэта Отто Гельстеда воплощены решительное осуждение оккупации и коллаборационизма («Эмигрантские стихи», 1945) и надежда на светлое будущее (сб. «Год свободы», 1947), страстный призыв к борьбе за мир («Встань и зажги свет!», 1948). Это были поистине «боевые песни», обращенные к соотечественникам. Во многих из них сохраняется присущая поэту оптимистическая вера в победу разума, умение философски осмыслить происходящее, увидеть в нем определенные закономерности, дать широкое обобщение. Интимная и пейзажная лирика — возможно, не без влияния Нурдала Грига — привлекает богатством чувств, умением Гельстеда отразить в ней гражданские настроения. Целям сатиры, направленной против реакции, в первую очередь против нацизма, подчинены многие художественные средства, например обращение к легендарным персонажам и уподоблениям, бытующим в народных поверьях, в которых мраку и разрушению противостоят разум, любовь и свобода. По мысли поэта, его стих — это «оружие народа», способное не только помочь людям «горе перенесть», но и разить врага.

Социальный накал характерен и для других датских поэтов, многие из которых, как и Гельстед, связаны с рабочим движением, с боевыми традициями погибших в схватках с фашизмом поэтов (Мортена Нильсена, Густава Мунк-Петерсена и др.), воодушевлены социалистическими идеями. Правда, эстетические искания их иногда отмечены печатью пессимизма, сюрреализма.

Как показывает состав антологии «Молодая датская лирика» (1949) и особенно последующее развитие поэзии, в поэтическом творчестве ведущее место начинают занимать стихи абстракционистского толка (Эрик Кнудсен, Оле Сарвиг, Оле Вивель и др.).

Примечания

1. См.: De 5 onde år Berättelsen i digt og prosa. Kbh., 1966.