Литературная ситуация в датской литературе в первой половине XIX в. Уроки раннего романтизма
Уже пример Дании убедительно показывал, что освоение традиций романтизма в национальной литературе, начиная с 70-х гг. XIX в., было процессом сложным и до некоторой степени противоречивым. Высоко оценивая наследие выдающихся писателей — Адама Эленшлегера, Йохана Людвига Хейберга, Ханса Кристиана Андерсена и др., Георг Брандес все же весьма критически относился к романтическому направлению в целом и, воспринимая его несколько односторонне, считал препятствием на пути поступательного развития современной реалистической литературы. Даже в поэзии Эленшлегера, как представлялось критику, таилась опасность отрыва от действительности. Не современным ему казалось возрождение романтиками идиллии, их созерцательность и мечтательность (поэзия Адольфа Шак фон Штаффельда, Кристиана Винтера и др.).
Однако развитие философско-эстетической мысли в Скандинавских странах в эпоху романтизма не было однозначным. Уже в самой близости к немецкой классической философии — в различных ее тенденциях — сказалось усвоение многих продуктивных идей. В «Предисловии к «Людвигу Фейербаху» Ф. Энгельс писал: «...классическая немецкая философия переживает за границей, особенно в Англии и в скандинавских странах, что-то вроде возрождения»1, а в одном из писем к К. Марксу (1846) добавлял, что именно в Скандинавии «ужасно много гегельянцев»2.
Как известно, огромное влияние на литературу датского романтизма, начиная от Эленшлегера, оказала научно-теоретическая деятельность Хенрика Стеффенса, активного пропагандиста немецкой философии (Фихте, Шеллинга), литературы и эстетики (Гете, Шиллера, йенских романтиков). Одной из «тайн» животворных сил природы он считал процесс «индивидуализации» человека, складывания его чувств и интеллекта. Мечта романтиков о «гении» получала поддержку Стеффенса, считавшего, что именно свободная личность способна находить в самой себе гармонию, воплотить целый беспредельный мир.
Примером такого искусства стала ранняя поэзия и драматургия Эленшлегера, в которой разрабатывались сюжеты из древнескандинавской и национальной истории и мифологии. В произведениях на средневековые темы он сочетал мотивы скандинавской языческой культуры дофеодального периода с традициями европейского романтизма. Меньшее значение представляла поздняя драматургия Эленшлегера, романтическая утопия которого, как и в «королевских» романах и поэмах Б.С. Ингемана, была связана с идеализацией феодального Средневековья, католической церкви, монархической власти.
Гимн душевной непосредственности, юности и природе (поэма «Золотые рога»), смелое и сознательное сочетание фантастики и реальности (комедия «Игры в ночь на св. Ханса») намечали новые тенденции не только в творчестве самого Эленшлегера, но и в национальной литературе в жанрах фарса и водевиля, традиции которых будут продолжены в середине века.
Надолго примером останутся и поиски Эленшлегером путей создания романтической драмы от «мозаики» фрагментов до пятиактного построения пьес, в которых становится более компактным драматический узел, углубляются психологические мотивировки и правдивость изображения поворотных пунктов в истории. Этот опыт будет важен для дальнейшего развития драматургии и Скандинавии даже для Ибсена.
Аллегорические драмы Эленшлегера («Аладдин, или Волшебная лампа», «Сага о Вёлундуре») были поучительны не только умелой переработкой сказочных сюжетов, но и тем, что движение сюжета в них было определено сложной системой контрастов и лейтмотивов, утверждением неистребимой гуманистической веры в победу света над тьмой, добра над силами зла (символизированными в образах Аладдина и Нуреддина). Видя в национальной романтической литературе проявление «поэтических идеалов» XVIII в., наиболее полным воплощением которых стал Аладдин, олицетворение гениальной, творческой личности, Брандес находил здесь и «исходный пункт» тенденции, приблизившей Эленшлегера, по его мысли, к Байрону и Гюго, Естественно, что «тема Аладдина» как символ будет неоднократно возникать в датской литературе.
В исторической трагедии Эленшлегер обратился к событиям норвежской («Ярл Хокон») и датской истории («Пальнатоке», «Стэркоддер») эпохи Средневековья. Шекспировская традиция проявилась здесь как в глубине разработки трагического конфликта, так и в складывании концепции историзма, в подчеркивании решающей роли народа в осуществлении национальных исторических задач. Народ в пьесах Эленшлегера (крестьяне, воины, рабы) не только «пестрый фон». В уста простых людей автор часто вкладывал слова нравственного осуждения зла и насилия, выражения мечты о свободе. И здесь он — непосредственный предшественник Ибсена и Бьёрнсона, углубивших в своей исторической драматургии решение проблемы народоправия.
Интересными были у Эленшлегера и пьесы на легендарные и условно-исторические сюжеты («Бальдур Добрый», «Путешествие Тора в Ётунхейм», «Аксель и Вальборг», «Хагбарт и Сигне»идр.). Их форму можно назвать экспериментальной; в одних случаях в духе «трагедии рока» разрабатывались мотивы скандинавской языческой мифологии, другие были опытом создания «классико-романтической» лирической трагедии, которой присуща известная «заданность» (единства, постоянство системы контрастов, предопределения, неминуемость катастрофы и т. д.). Но основной конфликт многих из них, связанный с неукротимым чувством любви, рвет классицистические каноны и раскрывается средствами романтического искусства — красочно, вдохновенно и динамично.
Олицетворением прекрасного в эленшлегеровской драматургии обычно являются натуры недюжинные, героические. В драме «Корреджо» поставлен волновавший писателя вопрос о назначении искусства, о конфликте художника с собственнической средой. Здесь обобщение приобретало характер многозначительного символа. И эти уроки Эленшлегера будут важны для скандинавского искусства последующих эпох (сказочная, историческая и философская драматургия Андерсена, отчасти Карстена Хаука, особенно Ибсена, Бьёрнсона; проза и лирика Алмквиста, Палудана-Мюллера, Рюдберга и др.).
Наряду с Эленшлегером огромное значение для развития датского и скандинавского романтизма имело творчество Йохана Лудвига Хейберга — драматурга, деятеля театра, теоретика искусства и публициста. Его демократизм и свободомыслие, формировавшиеся в Париже под воздействием отца, изгнанника, ярого пропагандиста идей французской революции, сказываются во взгляде на задачи современного искусства, прежде всего «низких» жанров, восходивших к традициям комедии Мольера и Хольберга.
Теоретическое и художественное наследие Хейберга — пример активного освоения традиций классицизма XVII и XVIII вв. в эпоху романтизма. Это позволило ему и в романтическом искусстве идти своим путем. В предлагаемой реформе (трактат «О водевиле как драматическом виде искусства») Хейберг не щадит даже авторитеты. Так, высокой трагедии он противопоставляет жанры «низкие» — комедию, водевиль, оперетту, считая их более отвечающими вкусам широкого зрителя.
Для дальнейшего развития скандинавской драматургии имело значение и обращение Хейберга к жанру легендарно-исторической драмы («Холм эльфов»). Здесь поэтичность чувства и исторический колорит рыцарского средневековья сочетались с живым ощущением современности, остротой интриги, осмеянием мещанского уклада, тупости, педантизма.
Философской сказочной драматургии Хейберга середины века («Эльфы», «Фата Моргана», «Душа после смерти» и др.). типологически близки были пьесы-сказки Андерсена, Хертца и др. Романтическая пьеса Хенрика Хертца «Дом Свена Дюринга», написанная по мотивам средневековой рыцарской баллады, предваряла раннюю «лирическую» драматургию Ибсена. «Дочь короля Ренэ» (гуманистический вариант средневековья), вдохновившая П.И. Чайковского на создание оперы «Иоланта», и «Нинон» были гимном неистребимому высокому чувству любви.
В условиях дальнейшего размежевания сил и общественного подъема в середине века огромным было влияние «дома Хейбергов», этого своеобразного салона и организатора культурных сил датской столицы.
Примечания
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 370—371.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 27, с. 72.