Тенденции научно-фантастической и детективной литературы

Фантастика и детективное повествование в шведской литературе, как, впрочем, и в литературах других Скандинавских стран, нередко переплетались. Лишь с 60-х гг. они как-то «обособились», появились новые решения (например, у С. Лундвалла) по вопросу о путях развития научной фантастики в эпоху технического прогресса, о различных «классических» традициях, питающих современную фантастику (от Свифта и Сведенборга до Г. Уэллса, К. Чапека, Р. Брэдбери, Карин Бойе) и детективную прозу (от Э. По, А. Конан-Дойля до Ж. Сименона)¹, и, естественно, о необходимости принципиально отделять все лучшее, написанное в этих жанрах, от буржуазной массовой, развлекательной литературы.

Конечно, и в этих областях литературы проявилась борьба реалистических и модернистских тенденций. Влияние эстетики сюрреализма и примитивизма продолжает оставаться сильным в творчестве Г. Экелефа (лирика «антимиров», «абсурда полей» и «миража жизни»), Э. Линдегрена, последователя Т.С. Элиота и французских авангардистов («нейтральные» и «вневременные» мотивы), отчасти Х. Мартинсона (апокалиптическая «концепция» конца мира) и др.

«Пограничные» ситуации волнуют и многих других современных шведских писателей, продолжающих традиции романа фюртиуталистов, утверждавших страх и отчаяние. В романах 60-х — начала 70-х гг., например Яна Гелина («Паутина» — заключительная и наиболее важная часть трилогии, первые романы которой были созданы еще в 50-е гг.), тесно переплетаются две тенденции — сатирическая, носящая подчеркнуто антибуржуазный характер, и интимная, снова и снова ставящая вопросы об отчуждении личности, семейной трагедии, смысле жизни и т. л.

В 60-х гг. интересны опыты шведских писателей в жанрах гротескно-фантастической прозы, где переплетаются черты реалистические и модернистские. Бенгт Янссон в романе «Шестое путешествие Гулливера» не только следует традиции Свифта в контрастном изображении двух миров — пышной роскоши богатых и убожества существования бедноты. Новый Гулливер отправляется на поиски идеального мира, который предстает перед ним в картинах Италии — своеобразной утопии, олицетворяющей красоту. В противопоставлении классического и современного писатель достигает особой выразительности в критике общества потребления.

П.К. Ёршильд в романах — «Свободная суббота» и «Путешествие Кальвиноля по свету», как бы продолжая начатое Янссоном, обращается к традиции Рабле и робинзонады. Но его герои часто оказываются в «абсурдных» ситуациях. И причиной этого являются объекты сатиры писателя — собственничество и алчность. В романе-антиутопии «Ветеринар» (1973), в котором действие условно отнесено к концу 80-х гг, XX в., по существу, изображается современная — шведская, но и «универсальная» — действительность, где состраданию нет места: Эви Бек, «доктора для зверей», направляют в специальный «этический центр» на перевоспитание, для лечения от «сверхгуманизма».

«Пятая зима магнетизера» П.У. Энквиста — это своего рода исповеди, монологи автора и персонажей, которые стремятся «выявить» себя в «потоке сознания». Собственно героем здесь являются дискуссия или концепция, имеющие — как это характерно для модернизма — потаенный смысл. Мрачное «будущее» в «настоящем» нарисовал Б. Густафссон в романе «И» (1973), разоблачающем реформизм на современном этапе.

Острая проблема молодежи поставлена Л. Ёрлингом в нашумевшем романе «491» — книге глубокой в плане социальном и психологическом. Персонажи романа (напоминающие героев драматургии Й. Бьёрнебу) — малолетние преступники, обезличенные в заключении и обозначенные лишь номерами. Преступность, по мысли автора, порождена ненавистью к установленным правилам, но бунт молодежи против них приобретает анархистские формы. Сила романа — в довольно глубоком анализе психологии преступников, а слабость — в отсутствии постановки вопроса о выходе из создавшегося положения.

Большая часть полицейских романов, шпионских историй в современной шведской литературе (Ч. Турвал, В. Арбинг и др.) рассчитана на сенсационность, на вытеснение социальных примет времени. Обыденными и привычными оказываются преступления, незыблемым — закон, по которому они должны быть осуждены. Так создавались не только клише, восхваляющие «расторопную» полицию, «проницательного» следователя и порицающие «преступные» свойства человеческой натуры, но — главное — подобного рода условность никак (или почти никак) не затрагивала истинных причин преступлений и, конечно, основ существующего буржуазного строя.

Пер Вале (1926—1975) смело рвет с подобного рода тенденциями. В прошлом журналист, далекий от идеализации «общества потребления» и после знакомства с франкистской Испанией настроенный антифашистски (так появилась его серия «романов о диктатуре»), он вошел в литературу как сложившийся писатель — со «своими» темами и решениями.

Известность П. Вале принес роман «Гибель 31-го отдела» (1964), в котором, казалось бы, показана обычная ситуация — люди, «несчастливые и неприкаянные», и «мир резких граней». «Обычна» для детектива и фигура комиссара Иенсена, поборника истины и справедливости. «Необычно» другое, — преступления совершают не один человек или шайка, а военщина, политиканы, потерявшие чувство моральной ответственности, — порождение общественной системы. Руководство мощного концерна, в ведении которого находится издательство, заинтересовано в уничтожении огромного помещения (где тайно заложена бомба), с тем чтобы освободиться от «опасных» демократически настроенных журналистов. Поединок комиссара со «скрытыми» силами оказывается неравным: предупредить взрыв и тем более обнаружить преступников — хотя все здесь кажется явным — не удается.

В «Стальном прыжке» (1968) писатель продолжил историю комиссара Иенсена, разуверившегося в возможности действовать в одиночку. Лишь примкнув к социалистическому движению, он рассчитывает на более эффективную борьбу с социальным злом, насилиями и преступлениями.

В соавторстве с женой Май Шёвалль Пер Вале создает десятитомный цикл детективных романов (1965—1975), объединенных образом полицейского Мартина Бека, подобно комиссару Мегрэ олицетворяющего принципы нравственности и права. Проработав несколько лет в стокгольмском уголовном суде, авторы романов, конечно, смогли детально ознакомиться с преступным миром, с судопроизводством. Таким образом, их романы — это живые документы эпохи. И все же основное значение их творчества состоит не только в этом. По свидетельству П. Вале, им хотелось создать социальный детективный роман, до того отсутствовавший в шведской литературе. Другая особенность романов заключается в убедительной картине нравов современной эпохи, в умении их авторов дать широкую панораму жизни, общественных противоречий, судеб людей, оказавшихся в положении преследуемых законом.

То в одном, то в другом из романов серии постепенно утрачиваются особенности детектива как явления, по определению П. Вале, типично «буржуазного». Естественно, в большинстве случаев судьбы героев определяются социальными условиями, которым «маленькие люди» оказываются не в силах противостоять, реже показано, что индивидуальные наклонности находят выход в преступлении. Авторы по праву бросают обвинение системе, порождающей преступность среди молодежи, безработицу, наркоманию. Анализ социальных и психологических причин тех или иных происшествий связан здесь не только со сложными путями расследования, но и с выявлением характеров людей — то безвольных «манекенов», равнодушных и безучастных к себе и другим, то хитрых, фальшивых, умело прикрывающих свою безнравственность, то злобных и циничных хищников, готовых к внезапному и коварному нападению. Каждый из них — символ и маска, олицетворяющие или скрывающие бездуховность — одно из мрачных порождений «общества потребления».

«Трагикомедия» жизни, ярко воссозданная в романах о Мартине Беке, призвана расширить рамки детектива, обычно построенного по шаблону. Повествование — особенно в последних романах («Негодяй из Сефле», «Закрытая комната», «Убийца полицейского», «Террористы») — строится как бы на двух уровнях: «обычное» или «необыкновенное» происшествие «повторяется», развертывается по-новому, нередко пародируется. Через формы «чуждые» (гротеск, карикатура, сатира) постигается обыденность реального (трагического, мрачно-устойчивого). Придавая приключенческому повествованию новые качества, авторы, однако, не превращают его в антидетектив, как это было, например, в социально-психологическом романе Х. Шерфига, Определяя место детективного романа П. Вале и М. Шёвалль в современной шведской литературе, можно сказать, что его эволюция шла в общем русле развития реалистического романа, аккумулирующего возможности жанра — социального, психологического и философского, — того, что, по мысли Ж. Сименона, характерно для соединения «трех пластов»: сюжета, героя и символа². Традиции социального детектива получают развитие в шведской литературе 70-х гг. (К. Арне, Х. Густафссон, Т. Арвидссон и др.).

Примечания

1. В современной датской литературе — романы и новеллы Н. Нильсена, С. Хольма, Н.Б. Андерсена, М. Крусе, в норвежской — К. Фальдбаккена, Т.О. Бринсвэрда и др.

2. См. об этом в кн.: Затонский Д. Зеркала искусства. М., 1975, с. 326.