Цена трамвайного билета

Через несколько дней после того, как Адам показал мне чудеса полуострова Бюгдой, я слушал его выступление на заседании муниципального совета.

Из рабочего района, где я жил, в центр города, к ратуше, добираться надо было на трамвае, на котором (как и на всех других), изображен силуэт старинного семисотлетнего замка-крепости Акерхюс с двумя островерхими шпилями. Долгое время он был и для многих и по сей день остается символом Осло. Теперь его вытесняет другой, новый символ — силуэт завершенного в пятидесятом году здания ратуши, огромные кирпичные кубы которого, напоминающие не то элеватор, не то водонапорные башни, сначала кажутся подчеркнуто грубыми, а затем, когда приглядишься, гармоничными и прекрасными.

В одной из высоких башен ратуши в зале заседаний муниципальный совет обсуждал, казалось бы на первый взгляд, маленький, но насущный для трудового человека вопрос об увеличении платы за проезд на трамвае.

С высоких хор для публики хорошо были видны места муниципальных советников. Я сидел рядом с Осмундом Бьекхольдом, председателем профсоюза газовых рабочих Осло. Докладчик, мэр города, член правления Рабочей партии, сообщил, что убытки трамвая, принадлежащего городу, достигают тридцати миллионов крон в год. Он предлагал повысить и без того высокую оплату за проезд с пятидесяти до семидесяти пяти эре.

При этом, объективности ради, унылым голосом он прочел письмо-протест газовщиков столицы, подписанное по их поручению Бьекхольдом...

Муниципальные советники — коммунисты предлагают оставить плату за проезд прежнюю, покрыв дефицит из общего бюджета города, то есть главным образом за счет подоходного налога.

— Конечно, мы, владельцы автомобилей и доходов, — съязвил выступавший против этого предложения консерватор, — не ездим на трамваях, но должны будем взять на себя расходы тех, кто пользуется ими. А разве милостыня не унижает тех, кто в ней не нуждается?

Слово предоставлено Адаму Эгеде-Ниссену. В зале стало еще тише, чем раньше.

Эгеде-Ниссен говорит спокойно, даже тихо. Вспоминается запись Паскаля: «Хочешь, чтобы тебя слушали, говори тихо», — каждое его слово доходит до аудитории.

Настороженная тишина вдруг разрядилась смехом на левых скамьях... Вспышки смеха повторяются, перекатываются и на правые скамьи... Я снова жалею, что не знаю языка.

Казалось бы, все в порядке — доводы Ниссена действуют.

Но Бьекхольд говорит, что все это как об стену горох.

— Рабочая партия и консерваторы имеют в совете большинство.

Основные тяготы от удорожания проезда лягут на людей, получающих зарплату. Они ездят на трамваях на работу, чтобы своим трудом создавать прибыли предпринимателям... Было бы справедливо, чтобы дефицит покрыли из все возрастающих прибылей, а не из зарплаты...

Выступление Адама построено как вопросы и ответы на них, высмеивающие противников.

После двухчасовых прений, которые заключает докладчик, считающий, что, раз на трамваях ездят и жители других городов и иностранцы, незачем предоставлять им дотацию за счет муниципалитета Осло, — принимается предложение о повышении стоимости проезда с нового года до 70 эре.

Совет переходит к следующему вопросу, а я медленно спускаюсь по лестнице в зал, к полотну художника Рейдера Оули. В центре картины — красные знамена бастующих работниц спичечной фабрики, и среди забастовщиков, впереди Оскар Эгеде-Ниссен.

Так, принимая с течением времени все новые и новые формы, продолжается борьба рабочего класса. Вот и сейчас предо мной разыгралась маленькая схватка в этой битве.

Как передавалась от поколения к поколению цепочка Гарибальди, передается и эта семейная традиция Ниссенов, благородная традиция интеллигенции, связавшей свою жизнь со справедливой борьбой трудового народа.

Домой я возвращался на трамвае еще за полкроны.

На другой день газеты изображали постановление муниципального совета о предстоящем повышении цены на проездные билеты как новое поражение коммунистов и торжество справедливости!.. Но и рабочие, и служащие, и домохозяйки, не умудренные в политических интригах, считали это своим поражением.

Однако заседание в ратуше состоялось лишь через несколько дней, — и я прошу простить меня за отступление. А в то воскресенье, подойдя к кассе в музее «Фрама», я вдруг вспомнил, что Адам так и не сказал мне, что же стало с той вышитой подушечкой, которую он вез из Исландии, чтобы передать ее в Америке незнакомой девушке...

— Эту подушечку ты увидишь сегодня у меня. После Бюгдой жена, Дидди, ждет нас обедать. Правда, когда мне поручили передать эту посылочку, я еще не был знаком с той, кому она предназначалась.

И Адам улыбнулся. Мы вошли в музей «Фрама», а улыбка его еще долго не могла растаять в воздухе, среди цветущих каштанов.