Битва за тяжелую воду

Тяжелая вода необходима для атомного котла... Но ни Кнут Хаугланд, ни его друзья, сброшенные промозглой осенней ночью с парашютами на Хардангер-видда, ничего не знали ни о свойствах этой тяжелой воды, ни о том, что такое атомное оружие. Это было сверхтайной сверхсекретной лаборатории. Но именно группа Хаугланда должна была помешать нацистам создать атомную бомбу.

Люди из группы, в которую входил Кнут Хаугланд, не знали и того, что 9 марта сорокового года, перед вторжением германской армии в Норвегию, на аэродроме Форнебю близ Осло стояли рядом два готовые к взлету аэроплана. Один должен был лететь на Амстердам, другой в Шотландию. Перед самым стартом к ним подъехало такси и пассажир погрузил в самолет, идущий в Амстердам, два тяжелых чемодана. За минуту до отлета незаметно для наблюдателей пассажир перенес оба чемодана в соседний самолет.

Пассажир этот был капитаном французской разведки, а в чемоданах — баллоны со 165 килограммами тяжелой воды, тайком привезенные из Рьюкана.

За французом следили немецкие разведчики, но в последние мгновения ему удалось их провести.

Обе машины одновременно поднялись в воздух. Вызванные по рации немецкими разведчиками гитлеровские самолеты заставили машину, летевшую на Амстердам, приземлиться в Гамбурге. И там обнаружилось, что самолет пуст. Французский разведчик в это время уже снизился на аэродроме в Шотландии, и на следующий день бесценный груз доставили в Колледж де Франс в Париже в распоряжение Фредерика Жолио-Кюри, который и настоял перед французским правительством на проведении этой операции.

Но немцы уже рвались к Парижу, и в тот день, когда Петен подписывал в Компьене капитуляцию Франции, тяжелая вода, благодаря предусмотрительности Жолио-Кюри, находилась на пути в Англию...

Почему же именно французской разведке удалось осуществить эту операцию? Не только потому, что на этом настаивал Жолио-Кюри, а потому что французскому правительству были ведомы тайны производства «Норшкгидро». Контрольный пакет акций этого концерн находился в руках французского капитала, принявшего деятельное участие в прибыльной для него эксплуатации норвежской воды, норвежского воздуха, норвежского гения и норвежских рабочих рук.

Даже сейчас, когда концерн национализирован и считается государственным, 39% акций принадлежат французскому капиталу, тесно связанному с американскими монополиями.

Когда немцы оккупировали Норвегию, одним из первых экономических мероприятий стало срочное расширение химической промышленности, необходимой для большой войны.

В 1942 году Рьюканский завод должен был произвести почти в десять раз больше воды, чем похитила французская разведка: около 1 560 литров. Установка на «Норшкгидро», производящая тяжелую воду, давала немцам гигантское потенциальное преимущество в работе над атомным оружием. Надо было вывести ее из строя любой ценой... В этом и состояла задача группы, участником которой был сержант Хаугланд и его товарищи.

И, слушая подробный рассказ Хаугланда об этой единственной по своему значению операции, я вспоминал темпераментную жестикуляцию Жолио-Кюри, его звучащую с экрана взволнованную речь: «Надо сделать все, чтобы тяжелая вода не досталась нацистам!»

Уже после войны Жолио-Кюри консультировал фильм «Битва за тяжелую воду» и даже сам снимался в нем.

...Наступил день операции.

27 февраля в восемь часов вечера покинули хижину во Фьесбюдалене. Шли на лучших в мире горных лыжах марки «Телемарк» (Рьюканский завод находится в области Телемарк, знаменитой горнолыжным спортом и рекордсменами-лыжниками) — спускаться в темноте с горы даже по отлично разведанному пути не так-то легко и для опытного лыжника. А тут еще разыгралась пурга, облепила мокрым снегом. Шли в воинском обмундировании, без маскировочных халатов. Пришлось снять лыжи.

Рьюкан разместился внизу, в ущелье около железнодорожной линии. Местоположение домов в городе очень точно отражает социальную лестницу. Рабочие живут в низине, люди с достатком — повыше. На самом верху — дома местных воротил и руководящего персонала. Участки там намного дороже. Ведь наверху с утра солнце и вечером его лучи еще золотят верхние склоны, в то время как внизу сумрак давно заполнил ущелье и улицы.

Но темнота в февральскую метельную ночь была союзником людей, двигавшихся к заводу.

Спустившись к реке, группа прикрытия пошла вдоль железнодорожного пути, а за ней шагах в двухстах — подрывники.

По дороге все время шарили прожекторы, и приходилось пригибаться, чтобы не попасть в их луч.

А около моста через реку и вовсе пришлось залечь в снегу и замаскироваться — по дороге, прорезая фарами метель, навстречу двигались два автобуса из Рьюкана с ночной сменой немецкой охраны...

Незадолго до полуночи норвежцы были уже в полукилометре от завода. Сильный западный ветер доносил шум непрерывно работающих заводских машин. Метель улеглась — и людям были хорошо видны и дорога и завод.

После смены караула, проделав в ограде отверстие, один из подрывников прополз во двор и открыл железнодорожные ворота.

Наступило 28 февраля. Ровно 0 часов 30 минут. Условный час.

Стояла глухая тишина.

Четверо подошли к двери электролизного цеха, которая должна была быть открыта. До сих пор все шло так, как намечал план. Но тут — осечка. Дверь оказалась запертой.

Вторая дверь на первом этаже тоже наглухо заперта. Норвежец-вахтер, уйдя с поста, должен был оставить двери открытыми, но он то ли сдрейфил, то ли не понял чего-то.

Решили, разделившись по двое, обойти здание и найти тоннель для кабеля, чтобы через него проникнуть в здание.

Операция, которая была так прекрасно задумана и так тщательно подготовлена, каждую секунду могла провалиться...

Через окошко был виден зал с концентрационной установкой. Около нее стоял охранник-норвежец в очках.

Через минуту-другую — а минуты эти то съеживались до мгновения, то казались часами — обходившие здание справа нашли место, где кабель змеясь вползал в тоннель, и проникли в этот лабиринт перепутанных труб и проводов. Сквозь отверстие вверху они видели «объект»... Прокрались из подвала в комнату. Рядом зал с концентрационной установкой... Дверь туда открыта... Как скупо сообщалось потом в донесении — «обезвредили охранника»...

Командир группы Клаус заложил взрывчатку. Это было легко. Модели, на которых практиковались в Англии, были точной копией здешней установки.

Но вот зажгли запалы. Охраннику приказали бежать, а сами через окно выскочили во двор.

Они успели отойти только метров тридцать, когда раздался взрыв.

Выбежав через раскрытые железнодорожные ворота, остановились и прислушались. По-прежнему тишину нарушал только глухой шум работающих машин.

Снова начался снегопад, укрывающий следы... Нужно было скорее уходить!

Трое пошли обратно, к горной хижине. Шестеро — на лыжах к шведской границе. Перед самой границей они сняли воинские мундиры и перешли ее в одном белье.

Останься они в форме, шведы интернировали бы их. А так шведские власти могли сделать вид, что верят, будто это гражданские беженцы, имеющие право политического убежища...

...Немцы сразу же арестовали всех часовых на заводе.

Когда на другой день после взрыва туда прибыл командующий немецкой армией Фалькенхорст и осмотрел все на месте, у него невольно вырвалось:

«Отличная работа!..»

Рация Кнута Хаугланда передала в штаб, за море, сообщение о потрясающем успехе. Уничтожено 3 тысячи фунтов тяжелой воды и важнейшие части концентрационной установки. Ни одной жертвы...

Штабные были убеждены, что они предусмотрели все детали операции, и сообщение Хаугланда, казалось, подтвердило это...

— Ведь я радировал, — иронизируя, говорит мне Кнут, — как положено, военным языком: «Обезвредили охранника», а на самом деле тот и не сопротивлялся. Он был настолько близорук, что обезоружить его было очень просто. Отняли очки — и делу конец, а когда зажгли запалы — вернули и сказали: «Живей смывайся!»

В ответ на радиограмму из штаба пришел приказ двоим из группы Хаугланда вернуться в Англию через Швецию, а ему с товарищем остаться и выполнить еще одно нелегкое задание.

— Когда оно было выполнено, — рассказывает Кнут, — я в штатской одежде с «правильными» документами в кармане отправился через Осло в Швецию. А оттуда вернулся, как говорится, в «исходное положение»...