Бергенское пиво и Дворец труда

На русский язык переведена всего одна пьеса Болстеда — «Патриоты» и роман «Спекулянты», написанный вскоре после войны. Это живой, остросюжетный рассказ о том, как промышленники-коллаборационисты, работавшие на немецкую армию, после изгнания оккупантов путем не очень сложных афер спасают от национализации свои предприятия и постепенно, обманывая народ во имя «профита», переходят на службу к новым, заокеанским, хозяевам.

«Будьте бдительны, норвежцы! — предостерегал роман. — «Ледяной фронт» (так именовали здесь непримиримость к квислинговцам) кое у кого уже переходит в «шелковый фронт». Опасайтесь «гребцов», людей, бывших с Квислингом, которые теперь успешно «гребут» к другому берегу». В 1947 году, когда вышла книга, многим казалось, что Болстед сгущает краски. Однако весь ход событий, включение страны в НАТО подтвердили предвидение писателя. О подобной же ситуации, видимо типической для Скандинавии, написан и сатирически-бытовой роман известного датского писателя Ханса Кирка «Сыновья Клитгорда».

Болстед не только романист и драматург. Дарование его многосторонне. Его перу принадлежит изящно написанная книга новелл «Насмешник с острова Тоска», веселая книга о современном рыбацком Насреддине или Робин Гуде.

В беседе за кружкой пива незаметно проходит время. Мне очень интересны и сидящие в одиночку за круглыми столиками люди в портовом кабачке, и подробности бергенского быта, о которых рассказывает Болстед.

Юношей Болстед несколько лет служил продавцом у виноторговца... В день, когда объявлен был «сухой закон», у них в складе оставалось тридцать тысяч бутылок. Эйвинд рассказывал, к каким ухищрениям прибегал хозяин, чтобы спасти вино от всевидящего ока полиции, как сумел сохранить его до 1923 года, когда, придя к соглашению с Испанией и Португалией, стортинг отменил запрет на винные товары.

— Вероятно, оно здорово подскочило в цене, это вино вашего хозяина? Выдержанное всегда дороже!

— Конечно! Ловко у него получилось.

Оказывается, введение «сухого закона» сильно ударило по рыбакам и чуть не лишило «хлеба насущного» тысячи и тысячи людей.

Обычные потребители норвежской вяленой и соленой трески — католические Испания и Португалия. Часть стоимости трески они покрывали экспортом вина. И на «сухой закон» в Норвегии немедленно ответили таможенной войной — бойкотом норвежской рыбы.

— Так треска отменила у нас «сухой закон», — говорит Болстед, протирая носовым платком толстые стекла очков.

И снова беседа возвращает нас к делам недавним.

— Король Улаф сказал, что движение Сопротивления началось в Бергене, и тем избавил меня от необходимости самому говорить об этом. А то скажешь «хвастаюсь».

Но шутки шутками. Вот как это здесь начиналось. И Болстед рассказывает, что в первые дни вторжения пятьсот коммунистов бергенской области (среди них был и он) заставили капитана судна, удиравшего от немцев, повернуть и перевезти их в Одда, навстречу врагу...

— Там мы высадились на берег и вступили в бой... Все-таки на несколько дней задержали врага. Дальше сопротивление, — с горечью говорит он, — в таком виде было бесцельно. Ушли в подполье.

Молоденькая фрекен в белом передничке и наколке приносит нам еще по кружке пива.

— А оно из бочки или из бутылки? — спрашиваю я.

Несколько удивленный вопросом Болстед обращается к фрекен:

— Пиво из бочки или бутылочное?

— А какое вам надо? Есть и такое и такое.

— Какое тебе? — спрашивает меня Наг.

— А мне все равно какое!

— Почему же ты интересуешься?

— Я вспомнил вдруг, что шестьдесят лет назад на бергенском рейде с яхты «Цейлон» Энгельс в письме Вильгельму Либкнехту между прочим шутливо сообщал, что пиво в Норвегии, которое он «добросовестно отведывал повсеместно, вплоть до 71-й широты», неплохое, но повсюду в бутылках.

«Имеется ли в Бергене пивная, в которой можно получить пиво из бочки, это мы, вероятно, сегодня же разузнаем», — писал он, собираясь после завтрака в порт на почту.

Теперь, получив ответ фрекен, я открываю записную книжку, отыскиваю там записи о Норвегии, которые делал еще в Москве, готовясь к поездке. Среди них нахожу строки другого письма Энгельса — к своему старому другу Зорге:

«В Бергене существует социал-демократическое товарищество, которое, к ужасу господствующих там трезвенников, требует для себя права продавать в своем клубе пиво. Я читал в «Бергенспостен» статью, полную возмущения этим фактом».

О, что касается клуба и собственного помещения рабочих организаций Бергена, помещения, которое, наверно, имел в виду Энгельс, где будет, конечно, и столовая с пивом, — у Болстеда есть что рассказать.

Расплатившись, мы выходим на ганзейскую набережную и останавливаемся у крытого рынка, выходящего фасадом на знаменитый бергенский рыбный рынок.

— Вот, — говорит Болстед, — видите, здесь недалеко здание частного банка. А рядом дом бергенского кредитного банка. В соседнем с ним здании — другой банк. Он крепко связан с американскими финансовыми воротилами. Филиал их банков — вот эта контора судовладельца-миллионера. Так вот здесь, нарушая «гармонию», рабочие Бергена вскоре на месте крытого рынка возведут свой Дворец труда! Дом профсоюзов! До сих пор мы ютились на окраине. Новый дом наш врежется, как «мементо мори», в центр буржуазных кварталов, в самый фешенебельный район, и тут уж пусть американские и прочие владетельные туристы любуются им. Выстроим очень скоро. Кажется, это единственный вопрос, в котором у нас, коммунистов, нет разногласий с Рабочей партией. Здесь будет не маленький рабочий клуб с правом продажи пива, а настоящий Дворец труда! Жаль, что Энгельс не сможет написать о нем ни Зорге, ни старику Либкнехту.

Так уже в первое утро здесь я увидел и древние достопримечательности города — «Музей Ганзы», и новые — памятник Нурдалю Григу, узнал о завтрашнем Дворце труда.