Черемуха и миндаль

Целая ночь. Май. Безлюдные улицы ночного Осло.

После товарищеской вечеринки мы расходимся по домам. Меня провожает очень высокий, как большинство норвежцев, но уже немного грузный Сигурд Мортенсен.

Каштаны, обступившие с обеих сторон улицы, высоко подняли свои стрельчатые свечи В палисадниках цветут сирень, абрикосы, розовый миндаль. Одуряюще пахнет белопенная черемуха. Она цветет здесь рядом и одновременно с миндалем! Это удивительно! В моем сознании черемуха и миндаль отдалены друг от друга тысячами километров. А здесь север и юг сошлись на одной площадке на широте Магадана. Вот что делает Гольфстрим!

И раньше я знал, что в Норвегии, самом северном государстве мира, теплее, чем где бы то ни было на этих широтах, потому что Гольфстрим каждую секунду приносит к норвежскому побережью четыре миллиона тонн теплой воды, то есть вчетверо больше, чем могут принести все реки мира, вместе взятые. Течение это ежеминутно дарит стране столько тепла, сколько дает сжигание 100 тысяч тонн нефти. Без записной книжки я быстро забыл бы все эти цифры. Но цветущую черемуху на улицах Осло рядом с розовым миндалем я никогда не забуду.

— Миндаль рядом с черемухой — это невольно бросается в глаза. Однако в Норвегии много таких контрастов, которые не видны невооруженному глазу, — говорит мой спутник. — Вот, к примеру, килограмм маринованной селедки стоит три кроны, а цена огромного флагманского корабля китоловной флотилии одна крона. Килограмм маргарина на рынке три кроны, а цена китобойного судна опять-таки одна крона.

Я знаю, что Мортенсен любит пошутить, и пытаюсь отыскать скрытый в его словах юмор. Но тщетно.

Не так давно самая распространенная ежедневная газета Норвегии «Дагебладет» посвятила Мортенсену большую статью, озаглавленную «Тот, кто у нас считает». И в самом деле, руководитель статистического бюро города Осло Сигурд Мортенсен, обладая превосходной памятью, не только умеет считать (таких людей немало), но и видит скрытые за цифрами противоречия, общественные отношения, — а таких людей не так уж много.

Мы пересекаем площадь Ивара Оссена, останавливаясь, как положено, перед красным светом, хотя ни одной машины не видать. Перед нами многоэтажное новое здание правительства — стекло и бетон, — выходящее на площадь узкой торцовой стеной. Во всю свою многоэтажную железобетонную высоту стена эта покрыта рисунками-иероглифами, нанесенными с помощью «новой техники». Они вырезаны мощной струей песка на бетоне. А напротив нового здания правительства старый приземистый дом — Главное полицейское управление с тюрьмой при нем.

— Я удостоился чести провести здесь несколько месяцев в одиночке! — говорит Мортенсен. — Не стану врать, что зимой 1942 года там было тепло и сухо. Видите это окошко с решеткой на пятом этаже, четвертое справа?

Здание тюрьмы в глубине двора, который отгорожен от тротуара высокой каменной двухэтажной стеной. Она скрывает от глаз нижние этажи. С противоположного тротуара улицы видны третий, четвертый, пятый этажи с окнами, закрытыми решеткой.

— Вот здесь на тротуар упала моя записка, — говорит Сигурд. — Мне тогда очень повезло.