Последние приключения «Мод»

Что же происходило на «Мод» после того, как 28 июля 1922 г. Амундсен и Даль покинули ее борт и направились к шхуне «Хольмес», командир которой обещал доставить путешественников и самолет к мысу Барроу? «Мод», как известно, должна была вмерзнуть в лед и совершить вместе с ним дрейф через Северный Ледовитый океан.

«В холодный дождливый день арктического лета, когда перед нашим взором исчезали на пасмурном горизонте очертания берегов Аляски, — вспоминал Свердруп, — лишь тут мы действительно сказали последнее «прости», порвали последнюю связь с миром. Быть может, суждено было пройти целым годам, прежде чем нам опять удастся увидеть землю, увидеть поросшие травою холмы и земные леса. Мысли в этот миг понеслись к тем, с которыми нам пришлось проститься как сегодня днем, так и гораздо раньше, к тем близким, которых мы покинули, ко всему, отчего нам придется отказаться на долгие годы, ожидавшие нас впереди. Но шаг был сделан бесповоротно, устремлять мысли в прошлое было бесполезно — следовало обратить их вперед. Перед нами были долгие годы, зимние лунные ночи над причудливо изломанными ледяными полями, ночи с переливающимися лучами и красками, северным сиянием на сверкающем звездами небе или с буранами и метелями, хлещущими по льдам и окутывающими природу непроницаемой тьмою; перед нами были летние месяцы с постоянным светом, с пасмурными однообразными днями, с влажными туманами полярных морей, которые стоят по целым неделям, но все же прорываются иногда солнечным днем, когда лед одевается в самые роскошные и нежные цвета: красный, голубой, фиолетовый; перед нами были дни, сливавшиеся в единый долгий день сплошного труда для разрешения хотя бы части научных вопросов, составлявших главную нашу задачу... И нас ожидала еще, быть может, некоторая доля приключений»¹.

«Мод» после расставания с Амундсеном у мыса Надежды через неделю встретилась с большими плоскими льдинами. В это время наплыл туман. Пришлось остановить мотор и ждать улучшения видимости. Несколько дней с великими трудностями пробивались к северу. 8 августа, когда судно находилось поблизости от о-ва Геральд, лед пленил «Мод». Начался дрейф, правда, путешественники были уверены, что скоро возобновят плавание к полюсу. «Не подлежит сомнению, что мы двинемся дальше через некоторое время, — записал Свердруп в дневнике. — Время года еще не позднее и лучшее время еще впереди».

Но перемен к лучшему не происходило — и на западе и на востоке виднелся всторошенный сплоченный лед. Судно дрейфовало к северо-западу и за две недели продвинулось со льдами на добрую сотню километров. Начались морозы. Приближалась зима. Мальгрен и Свердруп приступили к систематическим метеорологическим, магнитным и океанографическим наблюдениям, превратив «Мод» в плавучую обсерваторию. Нашлось дело и другим участникам экспедиции.

«Драгировочными работами, — писал Свердруп, — ведал Олонкин. Он одно время работал в качестве ассистента при русской биологической станции на Мурмане и вынес оттуда основательные познания в собирании биологических материалов. В случае, если собранное нами окажется интересным и ценным, то честь принадлежит всецело ему. Немало утомительных дней провел он за этим трудом. Нередко драга оказывалась набитой одной глиной, и Олонкину не раз приходилось простаивать за работой на двадцатиградусном морозе, вымывая эту глину, чтобы выбрать оттуда смешанных с нею животных. Бывали случаи, что он кроме глины не находил ничего, но все же нередко ему удавалось заполучить кое-что для своих банок»².

Драгировка являлась лишь одной из многочисленных обязанностей, возложенных на Олонкина. Кроме этого, он был радиотелеграфистом, механиком, монтером, кузнецом и одно время даже поваром. В течение первого месяца дрейфа он ведал и камбузом.

Свердруп неоднократно подчеркивал, что иметь в составе экспедиции такого человека, как Олонкин, — счастье. По его словам, вообще невозможно переоценить все те преимущества, какие дает экспедиции участие людей, подобных Олонкину. Ведь никогда невозможно предвидеть, какие проблемы могут возникнуть во время дрейфа.

По словам Свердрупа, у Олонкина была еще одна невероятная способность — определять наличие соли в воде. «Несколько раз я давал ему пробовать воду, содержавшую очень немного соли, которую всякий из нас принял бы за пресную, или же давал две пробы воды, либо немного разнившиеся друг от друга, либо содержавшие одинаковое минимальное количество соли, но мне никогда не удавалось обмануть его. Он всегда мог различать, была ли вода пресна для питья и какая из нескольких проб воды содержала наибольшее количество соли»³.

Но самое главное — Олонкин был отличным радиотелеграфистом и почти все время был занят установлением и поддержанием связи.

В экспедиции участвовал еще один ветеран — чукча Кокот, исполнявший обязанности помощника повара. Его взяли в экспедицию два года назад, когда стало очевидным, что на борту «Мод» останутся только Свердруп, Вистинг, Олонкин. По словам Свердрупа, он очень любил Руала Амундсена. «Иногда мог неожиданно подойти к Вистингу или ко мне с вопросами об Амундсене: известно ли нам что-нибудь о нем, где он сейчас находится и как долго мы будем путешествовать, прежде чем его встретим. В этом заключался весь интерес Кокота к нашему дрейфу».

А дрейф проходил исключительно благоприятно. К концу сентября уже пересекли 73° с.ш. Появилась уверенность, что «Мод» не повторит замысловатого дрейфа корабля Де-Лонга в районе о-ва Врангеля. За два месяца путешественники покрыли большее расстояние, чем некогда «Жаннетта» в тех же местах за целый год. Но в ноябре дрейф замедлился. За месяц «Мод» продрейфовала всего не более мили. Тут же все, не исключая Кокота, вспомнили о своих познаниях в арифметике. Подсчитали, что при такой скорости продвижения льдов к северу и западу экспедиции понадобится 30 лет.

Полярную ночь, которая длилась около трех месяцев, с 4 ноября 1922 г. по 1 февраля 1923 г., перенесли благополучно. Дрейф был медленным. И льды не доставляли серьезного беспокойства.

В течение всей зимы экспедиция благодаря Олонкину поддерживала связь с внешним миром. Он принимал передачи радиостанций Аляски и Норвегии и передавал сводки погоды в Ном. В декабре 1922 г. удалось установить связь со Шпицбергеном, куда он посылал синоптические данные и материалы для газет.

«Впоследствии, — вспоминал Свердруп, — когда мы вернулись домой, нас часто спрашивали, не являлось ли для нас большим утешением иметь в своем распоряжении радио, зная, что в случае какого-либо несчастья можно о том сейчас же сообщить на родину. На такой ответ приходилось ответить отрицательно: беспроволочная связь не придавала нам чувства безопасности или уверенности. Действительно, если бы случилось несчастье, если бы «Мод» раздавило вдребезги, то мы, вероятно, не были бы в состоянии известить об этом родину, и даже, если бы это — против всех ожиданий — удалось, то мы не могли бы надеяться, что нам подадут помощь в те места, где мы находились. Мы были так оторваны от мира и находились в местах столь труднодоступных, что в случае несчастья могли рассчитывать только на собственные силы. Но радио было для нас неоценимо во многих других отношениях, так как приносило новости извне и давало пищу нашим разговорам»⁴.

Между тем «Мод» продолжала медленно дрейфовать к северу. 1 апреля 1923 г. она находилась всего лишь за 74-й параллелью. В окрестностях зимовки появились тюлени, белые медведи, моржи. Началась охота. Непрерывно велись научные работы, в которых, кроме Мальгрена, Свердрупа и Вистинга, принимали участие Олонкин и Даль.

5 июня Даль вместе с Вистингом на самолете «Кристина» предпринял первый непродолжительный полет надо льдами. Выяснилось, что лед поблизости необычайно изломан. Во многих местах виднелись полыньи. Вистинг уверял, что насчитал их около сотни. 12 июня Даль снова поднял в воздух «Кристину» и кружился около часа над судном, удаляясь не более чем на 15—20 км. Через 10 дней при взлете самолет получил серьезные повреждения. 16 июля вылетели снова. И опять неудача. Аэроплан разбился. К счастью, Даль и Вистинг остались невредимы.

Все лето стояли туманы. Растаял снег. На льду появились снежницы. Кое-где обнаружились слои песка и даже морские ракушки. Участникам экспедиции хотелось поскорее ступить на твердую землю, вдохнуть аромат сибирских цветов и травы. Вистинг и Свердруп заботились о зелени, которая путешествовала на судне пятый год. «На борту «Мод» имелся маленький садик, — писал Свердруп. — То был дерн из арктических растений, которые Руал Амундсен принес на судно в июле 1918 года, когда мы стояли у острова Вайгач, к югу от Новой Земли... Это маленькое пятно зелени, может быть, больше напоминало о том, что сейчас лето, больше, чем все остальное нас окружавшее»⁵.

В июле 1923 г. экспедиция потеряла одного из своих членов, механика Сювертсена, скончавшегося от воспаления мозга. Его тело по морскому обычаю опустили в полынью. «День был характерный для лета в полярных льдах, которые казались мрачными и пустынными более чем когда-либо... Нам не хотелось встречаться глазами, так как у каждого из нас они были полны слез».

Утешение находили в работе. Обновляли такелаж, проверяли запасы провизии, вели наблюдения над воздухом, льдом, жизнью океана. Особенно заботил путешественников медленный дрейф. Они уже потеряли надежду закончить плавание со льдами за три года. А четыре года — очень продолжительный срок.

Минул уже год, как «Мод» вмерзла в лед. Она, к всеобщей тревоге, дрейфовала южнее тех районов, где плыла «Жаннетта». Была опасность, что не удастся попасть в неисследованные области океана и тогда придется плыть по следам американцев вблизи открытых ими небольших островов. Но больше всего беспокоило другое. По мнению Свердрупа, если «Мод» отнесет южнее островов Жаннетты и Генриетты, то это удлинит сроки «дрейфа по меньшей мере до пяти лет». «А если присоединить к этому гнетущее разочарование в наших надеждах на продвижение к новым путям, то легко будет понять, с каким огромным напряжением мы в осенние месяцы следили за дрейфом», — признавался Свердруп.

Вместе с самолетом разбились и мечты путешественников осмотреть с воздуха район Полярного моря к западу от о-ва Врангеля, где в 1762 г. сержант Андреев наблюдал «присутствие земли» и куда многократно пытались проникнуть русские экспедиции, хотя все их поиски заканчивались неудачами. По словам Свердрупа, это заставляло предположить, что повышенная ледовитость объясняется наличием здесь островов... Чтобы внести ясность в этот вопрос, надо было пролететь на юго-восток примерно 400 км. Но с этой мечтой пришлось расстаться. А впереди экипаж «Мод» ожидали новые разочарования и испытания.

В начале сентября 1923 г. южные ветры вынесли «Мод» вместе со льдом на 76°16' с.ш. Казалось, через день-другой они окажутся на океанских глубинах. Но затем ветер изменился на северный и путешественники поняли, что отступают к сибирской материковой отмели.

К 10 октября судно отнесло к югу на 180 км. Природа Северного Ледовитого океана готовила новые испытания. Дрейф в более южных широтах означал, что в лучшем случае участники экспедиции окажутся к северу от о-ва Котельный, где начался дрейф «Фрама», и им предстоит к двум годам, проведенным среди льдов, добавить еще как минимум три зимовки... Не исключался и другой вариант, когда «Мод» может оказаться во власти льдов и течений между Новосибирскими островами и о-вом Врангеля. «Но приходилось мириться с ходом обстоятельств. Игра была затеяна, и бросить ее было не в наших силах», — отмечал Свердруп в дневнике.

В ночь на 29 октября торошение сокрушило лед вокруг «Мод». Погибли научный павильон «Хрустальный дворец», собачий домик, некоторые приспособления для производства научных наблюдений. Правда, приборы, за исключением электрических термометров, удалось спасти. Не пострадали люди и собаки. По своей силе это сжатие льдов было гораздо страшнее, чем год назад, в начале дрейфа. «Мод» его выдержала великолепно. В последующие дни сжатия продолжались.

В ноябре начались сильные холода. Морозы доходили до -30... -40°. «Мод» дрейфовала строго на запад, порой описывая зигзаги и петли. Надежды, что судно унесет со льдами к северу, ни у кого не оставалось. С каждой неделей становилось очевидным, что план Амундсена о пересечении Северного Ледовитого океана на дрейфующем во льдах судне и достижении Северного полюса снова рушится... При нынешнем положении дел потребуется не три-четыре, а все шесть лет, чтобы повторить путь «Фрама» и достигнуть Шпицбергена. «Одним словом, — признавался Свердруп, — перспективы были такие, что мы предпочитали о них не говорить. Да и разговоры принесли бы мало пользы, так как изменить положение было не в наших силах».

В декабре 1923 г. Олонкин восстановил потерянную в марте 1922 г. радиосвязь. Путешественники особенно были обрадованы телеграммой Амундсена. Он сообщал, что отказался от намерения перелететь с Аляски на Шпицберген через Северный полюс. Члены экипажа «Мод» облегченно вздохнули. И для этого были основания. Полеты на «Кристине» свидетельствовали, что участники экспедиции, не исключая ее организатора и вдохновителя, смотрели на лед как моряки, ни в малейшей степени не имея представления о сложности посадки самолета на лед. Казавшиеся им гладкими ледяные поля в действительности со своими торосами, буграми и долинами таили много опасностей. «Приобретенный же нами опыт показал, — писал Свердруп, — что спуск на лед может иметь роковые последствия и что об этой опасности трудно судить, находясь в воздухе».

В окончательность решения Амундсена отказаться от намеченного ранее плана, никто из путешественников не поверил. Все были убеждены, что Амундсен будет искать новые, более усовершенствованные воздухоплавательные аппараты...

Начиная с декабря 1923 г. Олонкин еженедельно посылал Амундсену радиограммы о ходе дел в экспедиции, со всеми интересовавшими его подробностями.

Приближалось Рождество. На «Мод» закипела работа. Капитан Вистинг испек массу пирожных, приготовили разнообразную закуску. В сочельник, в пятом часу вечера, сели за праздничный стол. Сначала были поданы суп из томатов и бараньи котлеты, а затем — торт, кофе, наливки. «Это второй сочельник в дрейфующих льдах, и пятый, который Вистинг, Олонкин и я празднуем в арктических широтах», — записал в дневнике Свердруп.

Поздно вечером Олонкин принес телеграмму от Амундсена. Он желал счастья своим сподвижникам и выражал надежду на скорую встречу.

В Новый год разыгралась метель. В первых числах января 1924 г. началось сжатие льдов. Но обошлось без больших потерь. Пострадали лишь антенны Олонкина, который давно стал одним из важнейших источников поступления информации о событиях в мире. Кроме того, каждые две недели он прокручивал фильмы.

«Публика, — вспоминал Свердруп, очень интересовалась этими сеансами и обнаруживала в этих случаях большие критические способности. Давались добрые советы «заведующему», указывалось, что он вертит слишком медленно, а сейчас быстро, а иногда и вовсе просили остановить аппарат, чтобы иметь возможность рассмотреть подробнее ту или иную сцену, и т.д. Случалось, что «заведующий» терял терпение и заявлял, что сеансом руководит он и если публика недовольна, то она может убираться на лед»⁶.

Дрейф был незначительный, «Мод» продвигалась причудливыми зигзагами чуть севернее 75° с.ш. Не изменилась скорость дрейфа и после того, как 7 февраля 1924 г. закончилась полярная ночь. Амундсен был великолепно осведомлен, что судно вместе со льдом несколько месяцев практически кружится в районе о-вов Де Лонга. Он отдавал себе отчет, что вряд ли «Мод» имеет шансы оказаться в открытом океане. За последний год они значительно ухудшились. Координаты «Мод» тоже не вселяли радужных надежд. Но Амундсен знал, что его сподвижники здоровы и запасов провизии у них достаточно. Но понимал он и другое — экспедицию постигла новая неудача. Они почти так же далеки от цели, как и семь лет назад. И 17 февраля он отправил телеграмму:

«Капитану «Мод» Вистингу.
Если возможно, выходите из плавучих льдов
и возвращайтесь через Ном.
Амундсен».

О том, как было воспринято решение Амундсена, дает представление запись в дневнике Свердрупа: «Я рад телеграмме капитана, поскольку она разрешает создавшееся положение... Вполне возможно, может случиться, что мы к лету продрейфуем до границы полярных льдов и высвободимся из них. Неизбежно бы возник вопрос: возвращаться домой или снова попытаться заклиниться в арктические льды...

Теперь мы все, по крайней мере, знаем, что если высвободимся, то продолжать дрейф уже не следует. Лично для меня будет тяжело возвращаться. Летом исполнится семь лет моего участия в экспедиции. Только теперь — как никогда раньше — мы были близки к возможности дрейфа, способного перенести нас через Ледовитое море. В нашем распоряжении имеется прекраснейшее на свете и блестяще оборудованное судно. Мы располагаем превосходным подбором научных приборов, которыми, смею сказать, мы умеем пользоваться. Наша совместная работа идет образцово, и интерес к ней очень велик. И тем не менее приходится капитулировать. Это так печально, что без боли невозможно об этом подумать. Не говорю уже о себе, но каково это для остальных, особенно для Вистинга. Уже целых четырнадцать лет он причислен к экспедиции Руала Амундсена. Теперь он руководит дрейфом экспедиции и получил задание привести «Мод» на родину, переплыв через Ледовитое море. Он сделал для этого все, что только в человеческих силах, и во всех отношениях достоин возложенной на него обязанности... Разумеется, это никоим образом не его вина, что нам приходится возвращаться обратно, но люди часто не спрашивают об истинных причинах происшедшей неудачи.

Едва ли капитану Амундсену легко далось решение отозвать нас обратно. Побудившие его к этому основания и дальнейшие его планы мне, однако, неизвестны. Быть может, он не отказался от Ледовитого моря?

Убить четыре года, чтобы опять очутиться в Номе!»⁷.

Вистингу и Свердрупу хотелось продолжать плавание со льдами Северного Ледовитого океана. Олонкин высказал желание поселиться на Новосибирских островах. Даль собирался отправиться в горные цепи Южной Америки и совершить плавание по Амазонке. Мальгрен ничего не видел и не слышал, денно и нощно обрабатывая материалы метеорологических наблюдений. В его записях даже появились такие числа, как 31 апреля и 32 мая. Он как-то пожаловался Свердрупу, что в его каюте очень темно, не заметив, что на нос он водрузил черные светозащитные очки. Зато сколько интересных открытий выпало на его долю.

Свердруп радировал Амундсену, что к северу от Аляски вряд ли отыщется обширная неведомая земля. А в конце марта прервалась связь со Шпицбергеном, вероятно, до следующей осени.

Вскоре «Мод» оказалась в тех местах, где в 1913 и 1914 гг. русские ледоколы «Таймыр» и « Вайгач» плавали по свободной воде и открыли острова Вилькицкого и Жохова. Путешественники увидели их 1 апреля 1924 г. Несколько раз пытались добраться до них, но терпели неудачу за неудачей. Полыньи и торосы оказались неодолимым препятствием.

В мае лед разредился. Льдина, в которую вмерзла «Мод», уменьшалась с каждым днем. Некоторые из наблюдений пришлось свернуть. Вокруг судна выросли нагромождения льдов. «Теперь мы плыли, — записал Свердруп 9 мая 1924 г., — хотя под судном, вероятно, еще осталось много льда, не говоря уже о тяжелой льдине, крепко примерзшей к правому борту. Но вокруг нас повсюду вода. Лед вскрылся во время ужина. Он мог бы и подождать. Мы охотно провели бы еще месяца полтора на нашем ложе»⁸.

В середине мая дрейф несколько усилился. «Мод» несло на запад к острову Беннетта. Огорчало одно — научные наблюдения теперь можно было вести только с борта судна. Вместо льда вокруг корабля плавало сало. Все явственнее различались контуры о-ва Беннетта.

12 июня 1924 г. сделали неприятное открытие. В ящике с консервированными ростбифами обнаружили два кирпича, два булыжника и кровельный толь. «Прямо гнусность, что обворовываются ящики с надписью «Полярная экспедиция Руала Амундсена».

Собственно, это было уже не новостью. Еще раньше выяснилось, что во время погрузки в Америке пропала часть провизии, присланной из Норвегии: партия паштета из дичи, более половины запаса конфет и несколько тысяч папирос. Страшно подумать, что было бы, если бы вдруг в случае гибели «Мод» путешественники, оказавшись на дрейфующем льду, обнаружили вместо пищи камни, кирпичи, толь?!..»

А спустя 10 дней судьба судна буквально висела на волоске. Началось сильное торошение льда. «Мод» накренилась настолько, что по палубе приходилось ползать, держась за что попало. В каютах все перевернулось. В трюме все смешалось. К счастью, вскоре напор льдов прекратился.

«В тех местах, — писал Свердруп, — где нам чуть не пришлось покинуть «Мод», в свое время разыгралась арктическая трагедия, так и оставшаяся невыясненной. Здесь погибли барон Э. фон Толль и его трое спутников. Барон Э. фон Толль лучше, чем кто-либо, был знаком с Новосибирскими островами, так как неоднократно принимал участие в экспедициях на эти острова. В 1901—1902 годах он зимовал со своей яхтой «Заря» в Нерпичьей губе на западном берегу острова Котельного а зиму 1990/91 года провел недалеко от архипелага Норденшельда, к западу от мыса Челюскин. В июне 1902 года барон Толль в сопровождении астронома Зееберга и двух промышленников покинул свое судно с целью исследовать остров Беннетта, поблизости от которого теперь дрейфовала «Мод». Они достигли его 3 августа, собрали богатые коллекции и в ноябре отправились в обратный путь и бесследно исчезли. На их поиски был послан морской офицер A.B. Колчак, зимовавший вместе с Толлем на Таймыре. A.B. Колчаку удалось найти хижину Толля и его записку, оставленную в день отправления с острова. Больше о них не было никаких известий. Их имя записано в ряды тех многих бесстрашных смельчаков, которые поплатились жизнью за исследование полярных стран. Никто не знает, при каких обстоятельствах настигла их судьба»⁹.

22 июня «Мод» находилась приблизительно в 100 км к северу от о-ва Фаддеевский. Лед к югу был взломан, всторошен и непрестанно двигался. А вместе с ними и судно. Вскоре потеряли из вида о-в Беннетта и заметили другой — Вилькицкого.

Свердруп, наблюдая сжатие льдов в этом районе, считал, что они обусловлены приливо-отливными явлениями, изучением которых он каждый день занимался во время дрейфа от о-ва Врангеля, и пришел к тому же выводу, что и русские полярные исследователи 100 лет назад, — приливо-отливная волна надвигается с севера. Правда, американец P.A. Гаррис на скудном материале 20 лет назад доказывал, что приливная волна идет с запада, и объяснял это тем, что в неисследованной части Северного Ледовитого моря находятся обширные пространства суши.

Окончательную ясность в эту древнюю проблему Арктики предстояло внести самому Амундсену. Но это случится только через два года. В ее решении примет участие Финн Мальгрен. А пока ученые экипажа «Мод» ведут наблюдения и высказывают предположения. Они убеждены, что Гаррис ошибся. Приливно-отливная волна движется с севера, а отнюдь не с запада.

«Поэтому, — писал Свердруп, — должно отпасть и сделанное Гаррисом предположение о существовании обширных пространств суши в неисследованной части Ледовитого моря. С другой стороны, было преждевременно заключить из наших наблюдений, что там нет даже мелких островов. Результаты наших наблюдений указывают на то, что неизведанные области Ледовитого моря менее глубоки, чем места, пройденные «Фрамом» во время его дрейфа. Допустить, следовательно, существование в неисследованной части Ледовитого моря несколько островов можно, но возможность присутствия здесь островов со значительным протяжением я абсолютно исключаю»¹⁰.

Этими своими соображениями Свердруп поделился с Амундсеном еще зимой, а тот сообщил о них в газеты, сделал достоянием мировой общественности.

В конце июня — начале июля большинство научных приборов пришлось снять, разобрать и уложить в ящики. Исследования были сведены до минимума, в основном проводились метеорологические измерения и астрономические определения. Поставили гребной винт, вычистили трюм, каюты, навели порядок на палубах. 10 июля «Мод» впервые за два года пошла своим ходом по полыньям. Державшаяся у правого борта льдина наконец соскользнула в воду и осталась за кормой.

12 июля «Мод» находилась в 20 км от о-ва Фаддеевский. Потом льды снова окружили ее и отнесли на 75°30' с.ш. и 138°4' в.д., т.е. в тот самый район, где некогда Э. Толль видел контуры гор Земли Санникова. Но здесь не было ничего, кроме всторошенных льдов и полыней. Потом путешественников снова отнесло на восток, и 9 августа они предприняли попытку пробиться на юг Благовещенским проливом между островами Новая Сибирь и Фаддеевский, но на несколько дней оказались затертыми льдами.

13 августа Свердруп в сопровождении Хансена высадился на северный берег о-ва Фаддеевский, где его буквально заворожили полярные маки, лютики и птицы. Но больше всего его интересовали клыки мамонта, которые, судя по преданиям, в конце XVIII — начале XIX в. собирали в великом множестве и перевозили на собачьих упряжках на материк. «С берегов Сибири, — писал Свердруп, — мамонтовая кость отправлялась необыкновенно длинным путем через Якутск на Москву и оттуда рассылалась по всей Европе».

Путешественникам необыкновенно повезло — они нашли обломок клыка длиной около 1 м. Его привезли на «Мод», распилили на мелкие кусочки и впоследствии дарили на память посетителям судна.

18 августа обогнули с севера о-в Котельный и направились на юг вдоль его западного побережья. На следующий день подошли к проливу Дмитрия Лаптева. Проплывая мимо Новосибирских островов, Свердруп записал в дневнике: «Поневоле испытываешь уважение к русским путешественникам и охотникам, которые более ста лет тому назад отправлялись на эти (Новосибирские) острова и со своим примитивным и убогим снаряжением достигли крайнего их севера. Стремление русских проникнуть в Восточную Сибирь представляет одну из великолепнейших, но наименее известных страниц истории полярных исследований. Уже в середине XVII столетия Берингов пролив был достигнут казаком Дежневым. Около ста лет спустя туда проник Витус Беринг, по имени которого пролив был назван»¹¹.

Миновав пролив Лаптева, направились на восток. Между Колымой и Медвежьими островами встретили плотный лед. Надежды пройти в эту навигацию в Берингов пролив рушились. Экспедиция вынуждена была остаться на зимовку у о-ва Четырехстолбового. Еще одно разочарование. Но никто не терял мужества, бодрости и спокойствия духа.

«Мы показали, что каждый человек на судне сделан из крепкого материала. Хотя у нас и не было того рвения, которое воодушевляло всех поголовно в первую осень, когда шли приготовления к первой зиме и налаживалась научная работа, тем не менее мы продолжали добросовестно выполнять наши многочисленные обязанности с твердым решением встретить лицом к лицу создавшееся положение и извлечь из него всевозможные преимущества. Весна должна была встретить нас лучше подготовленными к продолжению плавания, и за зиму следовало камень за камнем накопить те научные материалы, которые должны были пойти на постройку прочного памятника экспедиции»¹², — читаем в дневнике Свердрупа.

Снова были оборудованы научные павильоны, заработали обсерватории. Велись метеорологические, магнитные, океанографические наблюдения, запускались шары-пилоты в стратосферу, исследовались окрестности, действовали многочисленные самописцы...

2 ноября 1924 г. Олонкин восстановил радиосвязь со Шпицбергеном и отправил длинную радиограмму Вистинга Амундсену о том, что «Мод», покинув дрейфующие льды, застряла в припайном льду у о-ва Четырехстолбовый.

Зима была не очень холодной. Амундсен известил экипаж «Мод» о предстоявшем весной 1925 г. полете на двух самолетах со Шпицбергена на север по направлению к полюсу. Этому был посвящен специальный номер еженедельника, выпускавшегося экипажем в течение всего дрейфа судна.

В каждую радиосвязь ждали сообщения о начале полета. Наконец 24 мая пришла радиограмма о том, что Амундсен и Элсворт вылетели к полюсу. Минула неделя, однако новых известий не поступало. Воскресенья проходили одно за другим, принося всего лишь одну тревожную строку: «Ничего нового об Амундсене».

Обитатели «Мод» забеспокоились. Самолеты исчезли. Радиосвязи с ним не было. Никто ничего не знал об их судьбе. Потом пришло известие, что организуется несколько спасательных экспедиций.

Олонкин изо дня в день следил за сообщениями из эфира. Когда он включал радиоприемник, все сразу замолкали. И вот 21 июня он вдруг радостно закричал: «Они вернулись!» И потом добавил: «Целы и невредимы».

В тот же день экипаж «Мод» узнал подробности о подвиге Амундсена и его спутников.

«Весть об их возвращении повсюду встречалась с ликованием, — писал Свердруп, — но едва ли где-нибудь с большим, чем здесь, на «Мод», среди небольшой кучки людей, затерянных во льдах к северу от Сибири. И не только потому, что судно, на борту которого мы находились, принадлежало Амундсену, не только потому, что мы выполняли часть задания, поставленного им себе целью, и не потому, что в сущности были связаны с ним теснее, чем кто-либо другой, но также и по той причине, что преодоленные им трудности были знакомы нам ближе, чем кому бы то ни было другому. Ведь у нас у самих остались позади два года в плавучих льдах»¹³.

В последние дни июня установилась необыкновенно теплая погода. Исчез снег, разрушался лед. Появились редкие бабочки и тучи комаров. Потом одна за другой прогремели грозы.

«Черные тучи, резкие вспышки молний и раскаты грома соединились в дивное, но неправдоподобное призрачное зрелище, — писал Свердруп. — Было что-то несуразное в этом громе, нарушившем тишину пустынной ледяной равнины, в этих причудливых грозовых тучах со сверкающими молниями, заменивших обычное серое туманное небо полярного лета. Мы провели уже 8 летних сезонов на «Мод» в разных расстояниях от сибирских берегов, но такое зрелище пришлось наблюдать нам впервые»¹⁴.

11 июля, на следующий день после второй грозы, лед вблизи судна вскрылся. За два дня «Мод» была подготовлена к плаванию и вскоре начала продвижение на восток. И опять была остановлена. Много дней и недель льды снова испытывали их терпение. Мрачные опасения, что летом лед останется у сибирских берегов, к счастью, не сбылись. 31 июля возобновили плавание и спустя десять дней вышли на чистую воду. Путь к Берингову проливу был открыт.

«Мы вышли, наконец, изо льда. Он победил нас в том отношении, что нам не посчастливилось продрейфовать через Северный Ледовитый океан, но покончить с «Мод» ему все-таки не удалось», — заключил Свердруп.

Спустя два дня миновали мыс Дежнева и вступили в Берингов пролив. Еще долго штормы и бури трепали судно на севере Тихого океана, вблизи Алеутских островов. Лишь 4 октября 1925 г. «Мод» вошла в Сиэтл. Экспедиция, отправившаяся в плавание под начальством Амундсена, а закончившая свои исследования под командой его сподвижника Оскара Вистинга, завершилась. Завершилась великой победой во имя науки.

«Позади нас, — писал Свердруп, — остались долгие годы, зимние ночи над причудливо изломанными ледяными полями, ночи с северным сиянием, сверкающим на усеянном звездами небе всевозможными цветами, или ночи с бурями и снежными метелями, хлещущими по льдинам и окутывающими все кругом непроницаемой тьмою...

Позади нас остались летние месяцы с незаходящим солнцем, с серыми однообразными днями, со стоящим неделями влажным туманом полярных морей, только изредка прерываемым солнечным днем, когда лед одевается в такие роскошные, необычно нежные цвета: фиолетовый, синий, алый...

Позади нас остался сплошной трудовой день, во время которого нам, быть может, удалось выполнить хотя бы часть тех заданий, с которыми нас послали»¹⁵.

Для Свердрупа, Вистинга и Олонкина этот «сплошной трудный день» вылился в семь лет.

Когда экипаж «Мод» прибыл в Норвегию, Амундсен был всецело поглощен подготовкой перелета с материка на материк. По мнению исследователя, этот перелет должен стать венцом исследований, ради которых он в 1918 г. отправился в плавание на «Мод».

Не случайно Вистинга и Олонкина Амундсен пригласил в полет на дирижабле «Норвегия», а место Свердрупа на воздушном корабле предоставил Мальгрену.