В ледяных оковах

Прилетели пуночки — первые вестники весны. «Йоа» стояла еще обложенная огромными снежными сугробами, но все были здоровы.

5 июня Амундсен предпринял еще один поход. Его целью было определение магнитных пунктов на о-вах Ховгарда, еще не нанесенных никем на карту. Стояла чудесная солнечная погода. Днем идти на лыжах было жарко.

Вскоре путешественники достигли цели, ступив на обнаженную от снега талую почву. Амундсен писал об этом дне: «Надо прожить в местах, где снег в течение девяти месяцев покрывает все, чтобы понять восторг, который вызвали у нас эти проталины. Мы ступали по ним с удивительной уверенностью, чувствуя себя в безопасности на родной матери-земле, и смотрели на землю и мхи с такой же радостью, с какой взираешь на верного старого друга, бывшего долго в отсутствие. Нельзя сказать, чтобы здесь все выглядело слишком уже по-весеннему! Но по сравнению с долгой мертвенной зимой пробуждающаяся жизнь казалась просто очаровательной. Эти немногие проталины представляли собой особые мирки со стрекочущими, жужжащими насекомыми. Вот виднеется цветочек. Мы восторженно приветствуем его. Высоко над нашими головами к северу летели утки, гуси и лебеди непрерывными большими стаями. Мы убили порядочное количество куропаток и прожили на свежей пище несколько радостных дней»¹.

Дни, посвященные исследованию о-вов Ховгарда, Амундсен считал одними из самых счастливых. Были не только положены на карту берега, но и изучены их магнитные условия. Идя дальше на север, на оз. Каа-аак-ка они встретили бесчисленное количество куропаток. Путешественники возвратились на корабль 14 июня 1904 г. с запасом свежего мяса, в основном состоявшего из оленины.

Затем Амундсен занялся магнитной съемкой окрестностей бухты Йоа. Наступало полярное лето. Растаял снег и земля запестрела многоцветьем трав, над которыми «жужжали и стрекотали миллионы насекомых». Озера вскрылись. Снег стаял с поверхности океанского льда, и он принял голубовато-зеленый оттенок. Амундсен полагал, что приближается время, когда лед вскроется и их маленькое суденышко, давно очищенное от зимнего снега, двинется вперед Северо-Западным проходом. Тем более и эскимосы уверяли, что залив вскрывается каждый год.

«У нас, — писал Амундсен, — были самые лучшие виды на будущее. Весна и начало лета были изумительны своими длинными тихими вечерами, когда мы наблюдали пробуждавшуюся в природе жизнь. Впрочем была одна неприятность, и довольно досадная: комары. Они делали наше пребывание на чистом воздухе почти непереносимым, и мы дрались и сражались с роями комаров, как с толпами яростных бандитов. Они преследовали нас и на судне, поэтому нам приходилось затягивать сетками от комаров все люки»².

Наступил август, а лед ни в заливе, ни в бухте не вскрывался. Амундсен решил отправиться в новую поездку, чтобы выполнить еще одну серию полевых магнитных наблюдений. Но на этот раз шли не на лыжах, а плыли на резиновых лодках по заприпайной полынье, которая всюду образовывалась у берегов. Когда вышли на землю, их облепили комары. Стоило открыть рот, как его забивали эти беспощадные насекомые.

«Мы приходили в отчаяние и думали, уж не вернуться ли нам обратно. Но мы все-таки пробились, поставили свои палатки и скрылись от миллионов мучителей».

Одиннадцать дней Амундсен занимался магнитными измерениями на пунктах недалеко от места зимовки. За это время состояние льдов не улучшилось. Бухту блокировал сплоченный лед, и не было надежды пробиться через него. Даже около берегов стало плавать трудно, а порой и невозможно.

Тщетно ждал Амундсен улучшения ледовой обстановки. Лето было холодное, с необычайными ветрами. Неумолимо приближалась осень. Скоро стало очевидным, что надо готовиться не к продолжению плавания, а к новой зимовке. Оставалось лишь надеяться, что в будущем году ледовая обстановка будет более благоприятной и они вырвутся из ледового плена.

21 сентября 1904 г. начался ледостав.

Амундсен продолжал изучать быт и занятия эскимосов. Ходил вместе с ними на охоту и рыбную ловлю. Обитатели этих мест снабдили путешественников олениной и рыбой на всю зиму.

Во время второй зимовки Амундсен посетил равнину Навьято, лежащую недалеко от основания Бухты смерти, которая была названа так Мак-Клинтоком, поскольку именно здесь он нашел останки большей части спутников Франклина.

«По иронии судьбы, — писал Амундсен, — название Бухта смерти дано как раз такой местности, которая является самой красивой и самой богатой на всем американском берегу. Весной, когда вскрывается береговая полынья, здесь ловится бесчисленное количество жирных лососей. Немного позднее являются бесконечные стада оленей и остаются здесь на все лето. Осенью тут можно ловить треску в безграничном количестве. И как раз здесь, в этом арктическом раю, отважные путешественники простились с жизнью из-за недостатка средств к существованию. Но дело в том, что путешественники пришли сюда, когда низменность была покрыта снегом; усталые от переутомления, изнуренные болезнью, они остановились здесь, видя перед собой на целые мили все ту же безнадежную, покрытую снегом низменность, где ничто не говорило о жизни, а тем более о богатстве ее. Ни одна живая душа не встретилась им, не дала объяснений, не поддержала их, не подала помощи. И, конечно, на всей земле в зимнее время не найдется другого места, столь покинутого и столь пустынного, как это. Когда же пришло лето и цветы миллионами зацвели на лугах, когда все озера заблестели и все ручьи запели и заликовали на краткий миг освобождения от ледяных оков, когда птицы защебетали и засвистали на тысячи радостных ладов и голова первого оленя показалась у открытого края Ледовитого океана, то лишь куча белых костей указывала на то место, где остатки храброй команды Франклина испустили свой последний вздох — при последнем акте великой трагедии»³.

Условия второй зимовки Амундсен, по возможности, улучшил. Сделали крышу над палубой судна. Устроили баню. Усилили охрану запасов продовольствия от непредвиденных случайностей. Реконструировали и улучшили астрономическую обсерваторию. Каждый имел круг своих обязанностей и ревностно их исполнял.

«Важным условием, — писал Амундсен, — для того чтобы экспедиция в полярных льдах проходила благополучно и все ее участники работали дружно и в беде и в удаче, является постоянная полная нагрузка работой каждого участника. Начальник обязан следить за выполнением этого условия, что за долгий период времени бывает иногда очень трудно делать. Однако праздность действует чрезвычайно деморализующе. Только из-за одного этого не следует брать с собой много народу: несколько человек всегда можно занять работой, но обеспечить постоянную работу большому количеству людей совершенно невозможно. Для меня эта важная обязанность не была тяжела, так как мои товарищи сами всегда шли мне навстречу. Если я не мог ничего придумать, они всегда предлагали что-нибудь сами»⁴.

Между тем день становится все короче и короче. Потом солнце совсем исчезло, а взятые в экспедицию лампы, как назло, плохо горели. «Йоа» была скверно освещена, что, впрочем, не помешало весело отпраздновать сначала сочельник, а затем и Новый год.

Амундсен по-прежнему был увлечен магнитными измерениями и большую часть времени проводил в своих обсерваториях (во вторую зимовку их было оборудовано две). В часы одновременных наблюдений ему помогал Вик, а затем присоединился лейтенант Хансен. С наступлением светлого времени стали готовиться к санным походам. Прежде всего Амундсен считал необходимым попытаться пройти к восточному берегу Земли Виктории и нанести на карту «этот единственный участок Северо-Американского архипелага, еще не нанесенный на карту».

2 апреля 1905 г., когда наступила благоприятная погода, санный отряд под руководством лейтенанта Хансена двинулся в далекий путь к Земле Виктории, к неизвестной западной части пролива Мак-Клинтока. Первые дни похода путешественники необычайно уставали, хотя за сутки удавалось пройти не многим более 10 миль.

Бушевали метели. Отсырели спальные мешки, намокла одежда. Как только наступали солнечные дни, старались просушить снаряжение.

9 мая приступили к описи глубокого узкого залива Рэ, врезавшегося в северный берег бухты «Альберта-Эдуарда». Здесь на одном из островов увидели гурий, который решили разобрать в надежде обнаружить сообщение, оставленное одной из полярных экспедиций.

«В нерешительности, переживаемой перед снесением гурия, — писал лейтенант Хансен, — таится чувство почтения к людям, которые здесь были до тебя. Для них гурии что-то обозначали, как имеют значение и те гурии, которые мы ставили сами. Может быть, преодоление какой-нибудь трудности. Может быть, шаг вперед к цели. Это след чьего-то пути, след, который уцелеет наперекор столетиям, хотя давно уже стаял тот снег, по которому нарты прокладывали свой путь, и хотя имя самого исследователя уже исчезло, как растаявший снег. Это символ победы, поставленный на пяди земли, вырванный у мрака, у враждебных сил!»

Путешественники были разочарованы, когда под грудой разобранных камней не обнаружили никакого известия.

Метели и бури мешали съемке береговой черты, но путешественники целеустремленно продвигались вперед, открывая новые острова, заливы, бухты. Им приходилось брести по колено в сугробах, утопать в снежной жиже, в морозы скользить по ледяной корке, с трудом пробираться по торосистому льду. В результате путешественники и собаки совсем выбились из сил. Хансен сожалел, что около сотни миль остались непройденными.

Последний из обследованных пунктов назвали мысом Нансена. Здесь соорудили гурий, под которым оставили записку следующего содержания:

«До этого пункта дошла санная партия норвежской экспедиции «Йоа» 26 мая 1905 года и назвала его мысом Нансена.
Местоположение 72°2' северной широты, 104°45' западной долготы (Гринвич).
Берег, по-видимому, продолжается к северо-западу. Сегодня возвращаемся на корабль.

Мыс Нансена, 26 мая 1905
Годфред Хансен, Пер Ристведт»⁵.

Обратный путь на «Йоа» был не менее тяжелым, особенно страдали собаки, у которых от бега по льду лапы были исцарапаны до крови. Потом началось бурное таяние снегов, принесшее тоже немало неприятностей. Вскоре открыли группу островов Норденшельда. Наконец, 24 июня достигли судна, где путешественников с нетерпением ждали.

В то время, как Хансен и Ристведт картировали неведомые берега, Амундсен продолжал вести магнитные наблюдения в районе бухты «Йоа», чтобы проверить надежность прежних измерений.

Во время двух зимовок Амундсен собирал сведения о жизни эскимосов. Этому он посвятил целую главу «Обитатели Северного магнитного полюса» в своей книге о плавании Северо-Западным проходом. «Если, — писал Амундсен, — у этого народа и была какая-нибудь вера в высшее существо, то во всяком случае они умели ее хорошо скрыть. У них есть представление о будущей жизни: хорошие люди находят приют на Луне, дурные в земле, звезды уготованы тем, кто был и хорошим и дурным («со всячинкой»). На явления природы вроде северного сияния, падения звезд и молнии, радуги и т.п. они взирают вполне равнодушно.

Совершенно очевидно, что они любят жизнь...

Плавая на «Йоа», мы соприкасались с десятью различными эскимосскими племенами и имели отличный случай наблюдать влияние на них цивилизации, сравнивая эскимосов, приходивших в соприкосновение с цивилизацией, с теми, которых она совершенно не коснулась. И я должен высказать твердое свое убеждение, что последние, то есть эскимосы, живущие вдали от цивилизации, несравненно счастливее, здоровее, честнее и довольнее. Непременный долг цивилизованных наций, приходящих в соприкосновение с эскимосами, заботиться о них и при помощи законов и строгих предписаний предохранять их от многих опасных и дурных сторон так называемой цивилизации. Без этого эскимосы неизбежно погибнут.

Мое лучшее пожелание нашим друзьям эскимосам — чтобы «цивилизация» никогда не коснулась их»⁶.

Наступила весна. Судно очистили от снега и льда, открыли вентиляторы и иллюминаторы. В каюте стало светло.

Между тем Амундсен занимался анализом магнитных наблюдений, которые он предпринял совместно с Виком. То, что магнитную обсерваторию отделяло всего лишь 500 м от судна с железом на палубе и в трюмах не повлияло на качество наблюдений.

Убедившись в том, что основной раздел программы выполнен, путешественники решили продолжить плавание и стали к этому готовиться. Надо было разобрать дома, которые на всякий случай построили на льду, уложить инструменты, предварительно сколотив для них ящики, затем на борт судна перенести продовольствие и, наконец, упаковать множество тюленьих шкур, которые почти задаром приобрели у эскимосов. Амундсен собрал обширную коллекцию эскимосской одежды. Он рассчитывал, что многое сможет выменять за разноцветные бусы, которых захватил солидную партию, но эскимосы проявили к ним полное равнодушие.

Амундсен расспрашивал местных жителей об экспедиции Франклина, но те давали уклончивые, маловразумительные ответы. Наконец, удалось отыскать человека, который, по словам Амундсена, толково рассказал все, что знал. Правдивость услышанного не вызывала сомнений. Это полностью совпадало с данными, которые были собраны прежними поисковыми экспедициями, в частности партией Шватки, 25 лет назад. По словам местного жителя Утъеюнейу, четверть века назад зимой какой-то корабль занесло в залив Огули. Его увидели эскимосы, промышлявшие тюленя недалеко от мыса Крозье, в юго-западной оконечности Земли Короля Уильяма. «Тут, — писал Амундсен, — они забрали все дерево и железо, которое им удалось ободрать с корабля, а когда наступила весна и лед вскрылся, то судно потонуло. О другом судне ничего не знали. По всей вероятности, его раздавило льдом у северной стороны островов Королевского Географического общества. На основании этих разъяснений мы могли с уверенностью заключить, что единственной частью Северо-Западного прохода, еще не пройденной никем на корабле, был участок от того места, где потонуло это судно, до Кэмбридж Бея на Земле Виктории, где зимовал Коллинсон в 1852 году»⁷.

Тем временем подготовка к плаванию продолжалась. Прежде всего судно загрузили балластом. Последним разобрали и перенесли на палубу павильон для магнитных вариационных наблюдений. «Не стану отрицать, — признавался Амундсен, — что у меня замирало сердце при мысли о том часе, когда мы поднимем норвежский флаг, встретившись с первым судном по ту сторону Северо-Западного прохода. Вся печаль и сожаление исчезали под влиянием этого чувства»⁸.

20 мая эскимос Атангала привез на «Йоа» запаянную жестянку с почтой для участников экспедиции. То были «сообщения о великом человеческом обществе, к которому мы все принадлежали и от которого были так давно изолированы». Ошеломляющим оказалось известие о войне Японии с Россией. Было несколько писем от капитанов судов и руководителей экспедиций, зимовавших поблизости. Некоторые из них предлагали помощь, другие же, напротив, нуждались в ней.

1 июня 1905 г. саморегистрирующие инструменты после 19 месяцев непрерывной работы были остановлены. Амундсен, Лунд и Хансен на следующий день приступили к разборке павильона для вариационных наблюдений.

«При моем отъезде из Германской морской обсерватории профессор Неймайер дал мне фотографию, которую я обещал оставить где-нибудь возможно ближе к магнитному полюсу. Во время своего санного путешествия к полюсу весной 1904 года я брал с собой эту фотографию, но тогда не нашел удобного места, чтобы оставить ее. Эскимосы при первой возможности расхитили бы все, что мы закопали, если бы мы как-нибудь отметили это место. Поэтому я решил закопать фотографию на том месте, где была произведена наша главная работа — под домом для вариационных наблюдений. Теперь, когда дом был снесен и эскимосы достаточно порылись на том месте, где он стоял, я, воспользовавшись случаем, когда никого из них не было, закопал фотографию там. На оборотной стороне я написал: «С глубокой благодарностью и в знак почтительной памяти оставляю эту фотографию на полуострове Неймайера. Экспедиция «Йоа», 7 августа 1905 года. Руал Амундсен». Фотография была положена в плоскую жестяную коробку и зарыта под цементированной каменной подставкой, на которой стоял регистрирующий инструмент. Сверху был насыпан песок. Длинный земляной холм по форме бывшего дома отметил то место, где в течение 19 месяцев стояли саморегистрирующие инструменты экспедиции «Йоа». Если на это место придет какая-нибудь будущая экспедиция и захочет поставить свои инструменты как раз на то же место, где их ставили и мы, то эта коробка будет служить ей отметкой»⁹.

Кроме того, точнейшим образом были определены координаты вариационного павильона. На месте его путешественники водрузили огромный камень, на поверхности которого вырубили букву «Д», чтобы его можно было без труда отыскать.

Амундсен в те дни был особенно обеспокоен тем, что отправленная им для изучения окрестностей санная экспедиция опаздывала с возвращением на судно почти на два месяца. Эскимосы путешественников тоже нигде не видели. Тревога занозой сидела в сердце руководителя экспедиции, и не только за судьбу двух своих товарищей, но и за состояние ледовой обстановки. Неужели им предстоит третья зимовка в той же самой гавани Канадской Арктики, где погибло одно из судов экспедиции Франклина. Неужели «Йоа» ждет та же участь?

И вдруг вахтенный во весь голос крикнул: «Наши!» И действительно, вскоре Амундсен уже обнимал своих товарищей. В честь их возвращения был устроен праздничный завтрак.

С удвоенной энергией Амундсен стал готовиться к предстоящему походу. «Плавание вдоль материка Северной Америки было той задачей полярного исследователя, которая, несомненно, больше всего занимала человечество»¹⁰, — считал он.

При всем глубоком уважении к исследователю следует отметить, что существовали и другие более важные проблемы, которые волновали умы известных исследователей и ученых. И, пожалуй, главная — это проблема Северного морского пути (Северо-Восточный проход). Она имела важное экономические значение не только для России, но и для других стран Европы. И именно Амундсену предстояло внести выдающийся вклад в изучение этого вопроса.

Примечания

1. Там же. С. 133.

2. Там же. С. 143.

3. Там же. С. 164.

4. Там же. С. 171.

5. Там же. С. 290.

6. Там же. С. 239—240.

7. Там же. С. 248.

8. Там же. С. 252.

9. Там же. С. 258.

10. Там же. С. 317.