Глава XI. Навстречу гибели

Был апрель месяц. Прошло уже целых двадцать пять дней с той поры, как путешественники покинули «Фрам», а между тем на много ли подвинулись они вперед?

Лед все становился хуже. Одна гряда тянулась за другой. Впереди — куда ни взглянешь — все та же безграничная ледяная пустыня, все те же холодные хребты, канавы, трещины, полыньи. Скоро ли конец мученьям? Земли нигде не видно! Запасы уже истощились. «Нет никакого смысла пробираться дальше», — думает Нансен. «Мы тратим драгоценное время и не достигаем ничего...»

Решили идти обратно. Обидно, до горечи обидно было им поворачивать назад, не сделавши и половины намеченного пути: до полюса оставалось 400 слишком верст; но поступить иначе было невозможно.

9-го апреля они повернули обратно, достигнув такой отдаленной точки, до которой еще никто не доходил. Они отпраздновали это событие подобающим образом, сварив себе сушеной брусники, поев хлеба с маслом и напившись сыворотки, которую взяли с собой в виде порошка.

Случайно они натолкнулись на более ровный лед, что значительно облегчило им путь; радостное чувство, что наконец они повернули назад и с каждым шагом направляются все ближе и ближе к родине заставляло их не чувствовать усталости.

После стольких лишений и всяких опасностей они идут домой! Это слово наполняло радостью их сердца.

Первые дни все шло довольно благополучно. Становилось теплее. Вскоре корм для собак вышел. Пришлось время от времени убивать одну из них, чтобы кормить ее мясом остальных. Это было ужасно тяжело. Бедные животные! Сколько мук и испытаний перенесли они во время странствований, как усердно работали они на своих хозяев. А теперь в награду за труды их ожидает смерть!

Тяжело было Нансену обрекать на смерть своих верных слуг и помощников, но поступить иначе он не мог: надо же было кормить чем-нибудь остальных собак. К началу мая их осталось всего 16 штук. Это значительно затрудняло дальнейшее путешествие. А тут еще, как на грех, наши путники сбились с дороги. Они шли на юг, а льдины незаметно уносили их куда-то в сторону, на запад.

Нансену приходилось часто останавливаться и делать вычисления, чтобы не ошибиться в пути и достигнуть Земли Франца-Иосифа, которая была для них желанной целью после скитаний по плавучим льдам.

Земля, земля! Они повторяли это слово про себя, превозмогая трудности, дрожа от стужи и засыпая и своих меховых мешках. Им снилась иногда родина, лица знакомых; просыпаясь, они долго не могли прийти в себя и с грустью расставались с сновидениями.

Самыми большими трудностями пути были полыньи; чем дальше на юг, тем чаще они попадались на пути и становились все шире и шире; обход их был не безопасен и отнимал очень много времени. Часто лед подламывался, сани проваливались в воду, их надо было вытаскивать, перегружать. При этом несколько раз поднималась такая сильная снежная буря, что ничего не было видно: снег залеплял глаза. Случалось, что, раскинув палатку и уснув, они просыпались от треска льда: куски льда откалывались и набегали друг на друга; кругом бушевала буря, и снег валил хлопьями.

«Я прислушивался, пишет Нансен, — и раздумывал, не лучше ли нам убраться прежде, чем глыбы льда на нас свалятся, но. прислушиваясь, я уснул и видел во сие землетрясение. Когда, несколько часов спустя, я проснулся, все было спокойно; только ветер завывал и рвал стены палатки, бросая в них снегом».

«Удивительно, что значит бодрость, — пишет Нансен в другом месте.—Иногда готов свалиться от усталости, от истощения; но малейшая удача, небольшой успех, и все утомление сразу исчезает».

С наступлением лета ходьба на лыжах стала почти невозможной. На льду то и дело попадались полыньи, то широкие канавы, которые приходилось либо переплывать на каяках, либо огибать в обход, тратя на это и много сил, и много лишнего времени. Словом, это было не путешествие, а сущая мука.

Промокшие до ниточки, продрогшие, изнеможенные, приходили они к месту стоянки и, кое-как утолив чувство голода, разбивали палатку, залезали в спальные мешки и засыпали.

К середине лета было решено заняться починкой каяков, так как рассчитывали, что скоро доберутся до открытой воды; плыть было гораздо легче и удобнее, чем тащить сани и карабкаться через гребни, тем более, что собак у них осталось только шесть, и те почти не были годны для работы.

Но не так-то скоро пришлось им воспользоваться своими каяками. Путешествие по снегу продолжалось со всеми его опасностями. Кроме того, с ними случилось ужасное происшествие, и Нансен чуть не лишился своего друга и товарища.

Вот как он рассказывает об этом событии.

«Был такой туман, что ничего не было видно в ста шагах от нас. Измученные, мы дошли наконец до протока, через который пришлось переправляться в каяках. Очистив один бок трещины от мелкого льда, я потащил мои сани на край льда и держал их, чтобы не дать им соскользнуть в воду; вдруг я услышал, что позади меня происходит какая-то борьба, и Иогансон, который только что обернулся, чтобы поставить свои сани рядом с моими, закричал: "За ружье!".

Я обернулся и увидел огромного медведя, бросившегося на Иогансена, который лежал на спине. Я хотел схватить ружье, которое лежало в каяке, но в это самое мгновение каяк скользнул в воду. Первой моей мыслью было прыгнуть в каяк и стрелять оттуда, но я понял, что это очень опасно.

Я стал тянуть каяк со всей его поклажей на высокий край льда, стараясь делать это как можно скорей, и на коленях тянул и дергал, чтобы достать мое ружье. Мне некогда было оглянуться на то, что творилось позади меня, но вдруг я услышал, как Иогансен спокойно произнес:

— Вы должны поторопиться, если не хотите опоздать.

Торопиться! Еще бы! Наконец я схватил толстый край ружья, вытащил его из чехла, повернулся в сидячем положении и взвел курок. Медведь стоял совсем близко, готовясь покончить с моей собакой. Я выстрелил и попал медведю позади уха, и он упал мертвый среди нас».

Медведь, очевидно, следил за путниками, пробираясь за ними, но они ничего не подозревали. Иогансен нагнулся, чтобы схватить веревку от каяка, и вдруг перед ним очутился страшный зверь и так ударил его лапой по голове, что у него искры посыпались из глаз, а потом опрокинул его на спину. Иогансен, изо всех сил работая кулаками, схватил медведя за шиворот, но тот нацелился укусить его за голову. Тогда-то он и произнес памятные слова:

«Поторопитесь».

К счастью, медведь заметил Нансена и стал на него поглядывать, а потом бросился на собаку. В эту минуту Нансен его убил. Медведь оцарапал Иогансену лицо и руку, а также слегка поранил собаку.

С медведя была снята шкура, мясо изрезано на куски и уложено в каяки, после чего путники двинулись дальше по своему трудному пути.

Только 7-го августа перед ними открылось море.

— Ура! — радостно крикнули измученные странники. Вдали виднелась гряда гор, с которых спускались в море ледники. Это была земля, давно желанная земля! Но что сулит она заброшенным в неведомую страну путешественникам? Счастье? Скорое возвращение на родину? Или. быть может, новые приключения и испытания?

Каяки спущены на воду, последние собаки убиты, легкий багаж уложен в лодки, и Нансен с Иогансеном помчались по волнам к неизвестному им острову. Вскоре льдина преградила им путь. Нужно было сложить каяки на сани и таким образом итти дальше. Потом опять пришлось плыть на каяках. И так промаялись они недели две слишком, направляясь к югу то пешком, то в каяках.

Был конец августа. Нансен и Иогансон находились на суше. Кругом расстилались снежные поля и ледяные горы. Надвигалась осень. Итти дальше становилось опасным. А вдруг настигнет в дороге зимняя ночь! Что делать тогда?

«Лучше остановиться, перезимовать здесь, а дальше — посмотрим, что пошлет судьба». — Так порешили Нансен с Иогансеном и стали готовиться к зимовке на неведомой земле. Провизия, взятая с «Фрама», давно уже пришла к концу. Путешественники последнее время пробавлялись охотой на моржей, медведей и различных птиц. Теперь надо было заготовить запас пищи на зиму и выстроить какое-нибудь жилище, более уютное и удобное, чем палатка.

«Мы, рассказывает Нансен, — принялись за постройку хижины; выбрали для нее хорошее местечко и ежедневно отправлялись туда, как настоящие работники, неся в одной руке ведерко с водой, в другой ружье. Мы выламывали камни, как могли, перетаскивали их на одно место, поднимали почву и воздвигали стены. Орудий у нас было мало, и больше всего приходилось пользоваться собственными руками, Санные полозья заменяли нам лом, которым мы выворачивали промерзшие камни. Из лопатки моржа, привязанной к сломанной перекладине саней, мы сделали себе заступ, а мотыгой нам служил моржовый клык.

Берег Земли Франца-Иосифа

Конечно, это были довольно скверные орудия, но при терпении можно было с ними работать, и мало помалу воздвигались стены из камня и мха. Теперь нужно было соорудить крышу, что было нелегко. Единственным материалом для этого у нас были моржовые шкуры и найденный кусок дерева. Этот кусок, имевший в толщину меньше полуаршина, после целого дня работы был наконец разрублен Иогансеном пополам. С неменьшим трудом втащили мы его наверх и положили поперек. Затем мы укрепили моржовые шкуры, навалив на них камни по краям стен...

Хижина вышла, конечно, не велика. Лежа поперек ее, мы упирались головою и ногами в стены. Но все-таки в ней можно было двигаться, и лаже я мог стать во весь рост под крышей. Это было особенно привлекательно.

Мы решили устроить у задней стены хижины такую широкую скамью из камней, чтобы можно было спать вдвоем. Шерстяные одеяла были опять сшиты вместе, и мы подостлали под них медвежьи шкуры. С этого времени мы с Иогансеном уж не расставались на ночь. В одном углу хижины мы устроили маленький кухонный очаг и, проделав в моржовой шкуре, которая служила нам крышей, дыру, прикрепили к ней дымовой колпак из медвежьего меха. Хижина наша подчас так наполнялась дымом, что в ней едва можно было дышать»...

К 28-му сентября «зимний дворец» был готов, и Нансен с Иогансеном перебрались в него на житье. Восемь месяцев прожили они в хижине. Время шло ужасно однообразно и скучно. Какого-нибудь серьезного дела у них не было. Приходилось выдумывать его, чтобы как-нибудь убить время.

Нансен часто бродил по окрестностям то в одиночку то вместе с Иогансеном, катался на лыжах, охотился, выслеживал лисиц, таскавших из хижины съестные припасы, просматривал свои тетрадки, в которых он описывал путешествие, и т. п.

Иногда он беседовал с Иогансеном о «Фраме», о товарищах, о родине, или же оба молча занимались починкой обуви и одежды. Когда же все это надоедало, они старались спать, спать как можно больше, чтобы отдохнуть вволю, набраться свежих сил, окрепнуть душой и телом, для дальнейшего путешествия. Одинокие, заброшенные, вдали от милой родины и дорогих друзей, они частенько унывали, но все же никогда не падали духом, не теряли надежды вернуться когда-нибудь домой.