9. Снова на Север!

Первое плавание «Фрама» было поистине революционным. Оно вызвало переворот во многих областях полярных исследований, стало школой их проведения, привнесло новую динамику в эти исследования. Это был триумф человеческой настойчивости, торжество разума.

Покорение полюсов было целью, которая пленяла всех полярных исследователей. Но с достижением этой цели инициатива отдельных лиц ушла в прошлое. В нашу насыщенную техническими новшествами эпоху полярные исследования проводятся значительно интенсивнее, чем прежде, однако ныне речь идет уже о комплексных и систематических научных исследованиях.

Героико-романтический период в исследовании Арктики, начало которому положили экспедиции Фритьофа Нансена и Роберта Эдвина Пири, явился толчком к прогрессу прежде всего в области перевозочной техники и средств, обеспечивающих выживание человека в арктическом регионе. Страх перед арктической зимой и полярной ночью был в конце концов преодолен. Европейцы и американцы признали достоинства уклада жизни эскимосов и других северных народностей и научились приспосабливать их приемы выживания для своих целей. И несмотря на то что самолеты и гусеничные машины стали теперь там самыми обычными видами транспорта на Севере, собачьи упряжки все еще не сдают своих позиций как наилучшее транспортное средство — «вершина техники)» — в околополярных районах.

Удивление вызывает тот факт, что должны были пройти столетия, прежде чем полярники научились одеваться сообразно условиям. Даже сэр Джон Франклин, который отправился на поиски Северо-Западного прохода уже в сравнительно поздние времена (в 1845 г.), не преминул взять с собой в экспедицию столь дорогие его сердцу парадный мундир и шляпу!

С «Фрамом» связана не только судьба Нансена. Есть еще два человека, имена которых неотделимы от этого замечательного судна. Это Отто Свердруп и Руаль Амундсен. Все трое — пионеры в области полярных исследований. Все трое обладали сильной волей и способностью учиться на опыте и ошибках своих предшественников. И все трое были людьми с ярко выраженной склонностью к практическим действиям. К этому следует еще добавить и то, что они не придавали значения чинам, не признавали чинопочитание, всегда и во всем держались на равных со своими товарищами по экспедиции. В тесной совместной работе и. личных контактах они видели важнейшую предпосылку получения добрых результатов экспедиции.

Внезапный рост активности полярных исследований в последние десятилетия XIX в. вызвали две главные причины: с одной стороны, глубокий научный интерес и, с другой стороны, личные и национальные амбиции. Иной раз обе эти побудительные причины трудно было различить, как это было, например, в случае второй экспедиции Роберта Скотта.

Отто Свердруп в 1897 г.

В свою очередь, как Пири и Шеклтона, так и Амундсена неукротимо влекло стремление добиться спортивного рекорда, который никто не смог бы превзойти. Но особенно необходимы были полярные исследования ученым. К тому же полярные плавания становились все более популярными. Народам нужны были герои, одерживающие верх в титанической борьбе с первозданной стихией.

Они пробуждали мысли и чувства людей, призывали их к активной деятельности.

Первое плавание «Фрама» оказалось хорошим примером того, как полярная экспедиция может послужить чисто национально-политическим целям. То, что норвежцы заняли ведущую роль в полярных исследованиях, усилило в стране чувство национального самосознания и помогло ей в нелегкой борьбе за свою независимость.

После успешного дрейфа «Фрама» через Северный Ледовитый океан норвежцы горели желанием продолжить начатое, исследовательских же задач хватало, только выбирай. Иначе говоря, дело было только за тем, чтобы найти подходящего человека, который мог бы возглавить новую норвежскую экспедицию на «Фраме».

Сентябрьским утром 1896 г., не успел еще «Фрам» полностью разгрузиться, судно посетил Нансен и сказал, что у него к Отто Свердрупу серьезный разговор. Речь шла о том, не согласится ли он, Свердруп, стать руководителем новой экспедиции на «Фраме». Для Свердрупа слова «нет» не существовало — ведь там, на Севере, осталось еще столько белых пятен, которые он с большой охотой окрасил бы в цвета норвежского флага.

Таким образом, вторая экспедиция «Фрама» была уже решена, хотя, разумеется, еще в самых общих чертах. Прежде чем люди снова возьмут курс на север, будущую экспедицию предстояло четко спланировать, финансировать и снарядить всем необходимым. Но, главное, руководитель у нее уже имелся, и лучше Свердрупа трудно было сыскать человека на эту роль.

Эллеф и Амунд Рингнесы

Консул Аксель Хейберг и владельцы пивоваренных заводов Амунд и Эллеф Рингнесы взяли на себя обязанности страхователей «Фрама». Судно могло плавать куда угодно, лишь бы это служило на пользу Норвегии и науке. С предложением возглавить новую экспедицию арматоры обратились сперва было к Нансену, однако тот вот так, почти сразу после первого похода, на новое, длительное ледовое плавание настроен не был — и не в последнюю очередь из-за жены и маленькой дочери, которая совсем не знала отца. Кроме того, ему требовался еще немалый срок для обработки материалов первой экспедиции на «Фраме». Много времени отнимало и увлечение политикой.

Целью второй экспедиции на «Фраме» стал остров людей риска — Гренландия. В течение многих лет там побывали почти все знаменитые полярные исследователи. Однако ко времени второй экспедиции большая часть Гренландии все еще оставалась неразведанной, и на крайнем западе острова имелись районы, куда пока еще не ступала нога цивилизованного человека. План экспедиции был разработан совместно с Нансеном и сводился в общем к разведке гренландских просторов на Севере. Американец Роберт Э. Пири и норвежец Аструп выяснили в 1892 г., что Гренландия — действительно гигантский остров, а не арктический континент и не архипелаг, простирающийся до самого Северного полюса.

Килевание «Фрама» после перестройки, осень 1897 г.

«Фраму» предстояло пройти проливом Дейвиса и дальше, через проливы Кеннеди и Робсон, так далеко к северу, насколько позволит ледовая обстановка, не вмерзая, однако, во льды. Оттуда часть команды должна была обогнуть на собачьих упряжках северную оконечность Гренландии и пробиться, насколько возможно, дальше к югу вдоль восточного берега острова. Кроме того, хотелось исследовать новую островную группу, открытую Пири и Аструпом, которые полагали, что она отделена от Гренландии узким, покрытым льдом проливом. Много позднее оказалось, что это был не пролив, а узкая долина, тянущаяся поперек горного массива. Область к северу от нее ныне носит имя Пири.

В сущности, задача, которая поручалась Свердрупу, была почти неразрешимой прежде всего потому, что план строился исходя из условия, что ледовая обстановка будет благоприятной. У Свердрупа было достаточно опыта, чтобы понять несовершенство плана. Поэтому он добился права самому принимать решение, куда плыть, если льды станут препятствием на пути «Фрама» раньше, чем предполагалось.

Ни одной части судового корпуса ремонт не потребовался, обновлен был только ледовый пояс обшивки

Корабль принадлежал государству, однако и стортинг, и правительство отнеслись к предприятию с полным пониманием и передали «Фрам» экспедиции на «неопределенное время».

На ремонт и усовершенствование судна было ассигновано 20 тыс. крон. Руководство работами взял на себя и на этот раз Колин Арчер, и в конце июля 1897 г. «Фрам» отбуксировали в Ларвик. Арчер сам обосновал необходимость некоторых изменений в конструкции судна:

«Фрам» был построен в 1891—1892 гг. специально для экспедиции доктора Нансена к Северному полюсу. Поэтому важнейшими исходными требованиями к конструкции судна были высокая прочность и сопротивляемость ледовому сжатию. Опыт, накопленный за время трехлетней экспедиции, со всей очевидностью доказал, что можно построить достаточно прочное судно, чтобы оно без серьезных повреждений противостояло любому сжатию, какое только может возникнуть в полярных льдах. Однако тот же опыт подтвердил, что предполагалось еще при моделировании судна, — в штормовом море такое судно ведет себя не лучшим образом: из-за большой ширины оно испытывает сильную бортовую качку, а из-за низкого надводного борта принимает на палубу много воды. Выяснилось также, что каюты были тесноваты для 13 человек, составлявших экипаж «Фрама». Для большего экипажа совершенно необходимы помещения побольше.

Первоначально «Фрам» имел приподнятую палубу, простирающуюся на ⅖ длина судна от ахтерштевня до грот-мачты. Под этой палубой над машинным отделением располагались каюты. Верхняя палуба размещалась на 3 фута ниже палубы юта, а надводный борт не превышал 2 футов.

Для устранения упомянутых выше недостатков, прежде чем отправиться в новое плавание, капитан Свердруп решил переделать верхнюю палубу, надстроив ее спардеком, идущим от машинного отделения до самого носа. Свободный борт посередине судна подымется теперь на добрых 6 футов, так как высота борта будет равна высоте новой палубы.

Повышение надводного борта должно, предположительно, способствовать уменьшению бортовой качки. Однако если даже в этом смысле особых улучшений будет не добиться, все равно такое конструктивное решение будет много значить для комфорта экипажа и безопасности судна в штормовом море. Благодаря этой мере будет предотвращено скапливание больших масс воды на палубе, восполнится и недостаток места для экипажа. Длина нового твиндека составит примерно 72 фута, ширина же его по миделю будет свыше 30 футов, так что удастся выгадать очень много места для кают и других помещений.

Пространство посередине между большим и передним люками превратится в новый вместительный салон, с обеих сторон которого разместятся по три каюты. Они задуманы для руководителей экспедиции и его научного штаба. Остальной экипаж поселится на юге, в прежних каютах. Позади большого люка посередине судна будет устроен просторный камбуз со свободным доступом на палубу по обоим бортам и к старым каютам.

Впереди кают по обоим бортам будут выделены помещения под мастерские и лаборатории. Часть большого трюма возле каждого борта останется свободной, и в пей будут размещены грузы. Чтобы максимально возможно защитить новые помещения от холода, при условии, однако, незначительного увеличения веса судна, в каютах будет сделана деревянная обшивка, на один фут удаленная от наружной. Пространство между этой обшивкой и бортом будет заполнено пробковой крошкой. По тем же соображениям, поперечные переборки будут изготовлены из трех слоев панелей, облицованных толстой бумагой. Под верхней палубой, ниже бимсов, протянется дополнительная обшивка — подволок; пространство между ним и палубой, а также между панелями переборок также заполнится пробкой.

Как салоп, так и каюты получат дневной свет из большого двухстворчатого скалляйта, расположенного посередине салопа. Для максимального уменьшения теплоотдачи вентиляторы в жилых помещениях не предусматриваются, однако в салоне будет поставлена почка, которая должна одновременно служить и для проветривания.

Комфортабельность новых кают хотелось бы повысить, чтобы в них приятно было жить даже в самую сильную стужу.

С целью сделать судно по возможности неодолимым для льдов первоначально оно было построено так, что киль лишь очень незначительно выдавался из-под днищевой обшивки. Такой киль обусловливал высокую поворотливость судна: стоило резко переложить руль, как судно, даже на полном ходу, совершало почти полный оборот вокруг своей вертикальной оси. Это свойство, весьма ценное при маневрировании между льдинами, затрудняло, однако, плавание на открытых фарватерах. Для устранения этого предрасположения к рысканию и чтобы судно меньше дрейфовало, будет поставлен фальшкиль высотой 15 дюймов в корме, постепенно сходящий на нет к форштевню. Укреплен он будет только нагелями, без сквозных болтов. Случись так. что он окажется оторванным льдом, основной киль при этом серьезных повреждений не получит.

Фок-мачта, изначально более короткая, чем грот-мачта, будет удлинена на 7 футов и станет по высоте примерно такой же, как бизань-мачта. Перед выходом будут произведены килевание и очистка днища судна, а также проложен новый ледовый пояс из гринхарта.

Таковы будут важнейшие изменения в конструкции «Фрама». необходимые для того, чтобы он как можно лучше соответствовал задачам второй экспедиции. Особенно важно отметить, что после всего того, что пришлось вынести судну во время первого своего плавания, нигде на корпусе не требовалось ремонта. Не было никаких признаков износа или повреждений. Все швы и связи были такими же плотными, как и в день, когда судно впервые вошло в воду. Ни один болт, ни один деревянный нагель не потребовал замены.

Паровую машину мощностью 220 л. с. не меняли. Очень незначительны были замены и в такелаже. Обмер после перестройки показал грузовместимость 510 брутто-рег. т вместо прежних 402.

В октябре «Фрам» снова стоял в Кристиании, и можно уже было приступить к оснастке и оборудованию, В этой работе прошли зима и весна, и вот наконец на судне вес стало на свои места, Большая часть продовольствия и научного снаряжения и на этот раз поступила из-за границы.

В течение зимы заявки на участие в экспедиции поступили от многих претендентов. Членами экспедиции были зачислены:

старший лейтенант военно-морского флота Виктор Бауман, родившийся в 1870 г. в Кристиании, — старшим офицером;

Олаф Людвиг Раанес, родившийся в 1865 г, на Лофотенах, — штурманом;

старший лейтенант кавалерии Гуннериус (Гуннар) Исаксен, 1868 г., Дребак — картографом;

Герман Георг Симмонс, 1866 г., Сконе (Швеция) — ботаником;

Эдвард Бай, 1867 г., Ютландия (Дания) — зоологом;

Педер (Пер) Скей, 1875 г., Сноса — геологом;

доктор Йохан Свендсен, 1866 г., Берген — врачом;

Ивар Фосхейм, 1863 г., Вальдрес — для особых поручений;

Педер Леонар Хенриксен, 1859 г., Тромсё — гарпунщиком (принимал участие в первой экспедиции на «Фраме»);

Карл Ольсен, 1866 г., Тромсё — первым машинистом;

Якоб Нёдтведт, 1857 г., Мангере — вторым машинистом;

Адольф Хенрик Линдстрём, 1865 г., Хаммерфест — провиантмейстером;

Сверре Хельге Хассель, 1876 г., Кристиания — для особых поручений;

Рудольф Штольц, 1872 г., Кристиания — кочегаром и для особых поручений;

Уве Браскеруд, 1872 г., Солер — кочегаром и для особых поручений.

В пятницу 24 июня 1898 г. в 13 ч 30 мин судно вышло из фьорда, день в день через пять лет со дня отправления «Фрама» в свое первое плавание. И погода тоже, как тогда, была пасмурной и печальной. Однако провожающих на набережной и на причалах собралось видимо-невидимо. Они махали флагами и платками, желая полярникам доброго пути и счастливого возвращения.

Три дня спустя, оставив Кристиансунн, «Фрам» вышел в открытое море и взял курс на мыс Фарвель (южная оконечность Гренландии). Вначале погода и ветер благоприятствовали плаванию, но к вечеру разгулялась волна и «Фрам» начало качать с борта на борт точно так же, как и в первом плавании. Постепенно ветер крепчал, и судно стало трамбовать волны так, что сотрясался весь корпус. Сундучки и чемоданы, ведра и всякое другое подвижное добро неустанно переползало и перекатывалось с подветренного борта на наветренный и обратно.

«Фрам» после перестройки. Снимок сделан непосредственно перед второй большой полярной экспедицией

Из-за плохой погоды «Фрам» значительно отклонился от курса. Но вот 17 июля путешественники увидели на горизонте «ледовый свет» — отблеск материковых льдов, а сутки спустя «Фрам» оказался среди дрейфующих льдов и айсбергов, продвигающихся в южном направлении вдоль восточного побережья Гренландии. Мелкие льдины «Фрам» уверенно раздвигал в стороны, крупные же, громоздкие, приходилось осторожно огибать.

К югу от мыса Фарвель тяжелые дрейфующие льды исчезли, остались только мощные айсберги. Многие из них возвышались над водой на 100 футов и более. Если учесть, что каждый кубический метр льда над водой соответствует семи кубическим метрам под поверхностью воды, то нетрудно себе представить, какие колоссы плыли по соседству с «Фрамом»!

Участники второй экспедиции на «Фраме». Стоит (слева направо): Линдстрём, Скей, Ольсен, Штольц, Нёдтведт, Фосхейм, Симмонс, Хенриксен, Браскеруд, Свендсен. Сидят (слева направо): Исаксен, Бауман, Свердруп. Раанес, Бай и Хассель

По относительно свободному ото льда фарватеру «Фрам» продолжал свой путь к северу вдоль западных берегов Гренландии, мимо Готхоба, где Свердруп с Нансеном и другими спутниками провели зиму 1888/89 г. после пересечения гренландского ледяного купола.

28 июля «Фрам» отдал якорь у Эгедесминне, где на борт взяли 36 эскимосских собак. В Годхавне приняли воду и немного угля, а также еще 35 собак. В Упёрнавике, куда экспедиция прибыла 4 августа, собирались принять на борт последнюю партию собак. Однако Свердруп от покупки отказался, поскольку этой зимой колонию постигла какая-то собачья инфекция.

Так был оснащен «Фрам» во время второй экспедиции в 1898—1902 гг.

Последним пунктом на западном берегу Гренландии, куда зашел «Фрам», был Фулке-фьорд, расположенный в проливе Смит примерно на 78°02′ с. ш. Здесь, по слухам, были сказочные охотничьи угодья, изобилующие птицами, оленями и моржами. Однако команда была разочарована — единственной добычей оказалось несколько зайцев.

В ночь на 17 августа ветер зашел с юга и «Фрам», оставив на траверзе остров Литтлтон, взял курс на остров Элсмир и пошел вдоль побережья на север. Однако уже у мыса Сабине судно столкнулось с плотным льдом и вынуждено было стать на якорь. Лето еще не кончилось, и Свердруп надеялся, что льды разойдутся и «Фраму» удастся-таки пробиться в Кейн-Бейсин. Но когда ветер стих, ледовый массив стал дрейфовать в направлении к берегу. Все поняли, что в этом году «Фраму» дальше на север продвинуться не удастся. В защищенной бухте северной части пролива Райс на острове Элсмир полярники отыскали надежную зимнюю стоянку.

Прежде чем льды окончательно заблокируют судно, необходимо было обеспечить на зиму запасы мяса для собак. К счастью, вокруг встречалось множество моржей, и Свердруп сразу же выслал на промысел две партии охотников. В течение двух недель, пока охотники добывали мясо, остальные члены экипажа «Фрама» тоже не сидели сложа руки: скребли наружную обшивку, брали ботанические и геологические пробы и, конечно же, вели метеорологические наблюдения.

Собаки на борту «Фрама» во время второй экспедиции

Исаксен и его ассистенты проводили многочисленные измерения и занимались картографированием. Еще до наступления зимы они успели разведать район вокруг пролива Райс.

В пятницу, 6 октября, за несколько дней до того, как группа Исаксена должна была закончить свои работы и возвратиться на «Фрам», судно посетил знаменитый и совершенно неожиданный гость. Свердруп и Бай увидели вдруг на льду фьорда собачью упряжку и двух людей. Кто бы это мог быть? Оба сразу подумали о Пири: с кем же еще, как не с ним, старым полярным лисом, можно было встретиться в этом дальнем краю?

Свердруп пишет об этой встрече в своей книге «Новая земля»:

Я спустился на лед, чтобы встретить его. С улыбкой, глядя мне в глаза, он спросил, не я ли капитан Свердруп? Да, это я. Мы обменялись приветствиями и пошли вместе с ним к палатке, где я представил ему Бая. Я предложил ему выпить вместе с нами чашку кофе. Однако он отказался: его палатка — не более чем в двух часах пути от нас, и он хочет быть к обеду дома. 13 августа Пири миновал мыс Сабине, а несколько дней спустя его судно «Уиндуорд» вмерзло в льды у мыса Хоукс, в одной миле от берега. А сейчас он ездил на разведку и увидел, что пролив Робсон полностью забит старым паковым льдом.

Через несколько минут он попрощался с Баем, который, неловко скрючившись, чтобы скрыть от высокого гостя залатанный зад своих штанов, молол тем временем кофе. Я проводил Пири до саней, познакомился с его каюром-эскимосом, и они помчались назад к своему лагерю.

Посещение Пири стало в нашей палатке событием дня. Мы не говорили ни о чем другом и радовались, что нам посчастливилось пожать крепкую руку знаменитого полярника, хотя и был его визит столь кратким, что гость не успел даже толком снять рукавицы.

Сам Пири об этой встрече нигде не упоминает.

В многочисленных санных экспедициях, направляемых с «Фрама», люди чувствовали себя отлично. В царившей атмосфере дружбы шуткам и дружеским розыгрышам не было конца. Все с готовностью помогали друг другу. Не обходилось при этом иной раз и без соленых словечек. Случись, скажем, Баю свалиться в воду или удариться коленом, он сейчас же облегчал душу датскими проклятиями. За это ему постоянно приходилось выслушивать советы взять на себя труд ругаться сразу за всех: он такой бравый парень и так ловко с этим справляется, что другим не стоит уж брать грех на душу. Это его ничуть не смущало, и после целого дня трудов и плотного ужина, пребывая в прекрасном настроении, он затягивал обычно любимую свою песенку: «Нам здесь живется, черт возьми, тепло, почти как в преисподней».

29 октября все снова собрались на борту «Фрама». До чего же это было приятно — после двухнедельных скитаний на морозе, в полярных льдах — вернуться «домой»! Во тьме зимней ночи судно казалось сказочным замком. Там было уютно, светло и тепло. Последнее было особенно необходимо, когда люди возвращались после долгих санных походов. Все надо было сушить — палатки, спальные мешки, меховые вещи, одежду. Они еще не научились побеждать постоянную и такую нежеланную спутницу всех полярников — сырость.

С середины ноября они начали регулярно проводить малые санные экспедиции, которые, однако, с каждым днем становились все короче. «Фрам» готовился к зиме. Над скалляйтом растянули парусину, поверх нее образовался толстый слой снега. Палуба над жилыми помещениями тоже была покрыта снегом. Для собак соорудили будки, такие же, как и во время первой экспедиции. Каждая упряжка имела свое помещение, а каждая собака — свой деревянный топчан.

Работы на борту и в кузнице, сооруженной Нёдтведтом на льду, выполнялись охотно и весело. Нёдтведт изготовлял ножи, топоры, буры, ломы, а также выполнял все ремонтные работы по специальности. Наряду с исполнением ежедневных обязанностей, таких как уход за собаками, приборки, метеорологические и гидрологические наблюдения, много работ велось и в расчете на запланированный большой санный поход вокруг северной оконечности Гренландии. Нужно было шить палатки, строить каяки, упаковывать провиант, заниматься множеством всяких иных подготовительных работ. «Фрам» превратился в настоящую фабрику.

«Фрам» на зимовке в проливе Райс в 1898/99 гг.

Педер Хенриксен стал научным ассистентом доктора и измерял каждые две недели среди прочего температуру воды в проливе. Первое время ему стоило изрядных трудов пробивать лунку во льду почти двухметровой толщины. Однако затем у него сыскался неожиданный помощник — тюлень, облюбовавший эту лунку и поддерживавший ее постоянно открытой. В награду каждый раз он получал вяленую треску.

Регулярно, как и в первой экспедиции, отмечались все праздники. Самым же торжественным из них стал, разумеется, рождественский сочельник. «Фрам» сиял как невеста — чисто выдраенный от киля до клотика, с начищенными до блеска керосиновыми лампами, украшенный вымпелами и знаменами да льющими мягкий свет цветными фонариками. Тарелки и бокалы были наполнены всем лучшим, чем располагали «Фрам» и «Линдстрём». А когда внесли наряженную рождественскую елку, сначала все замерли, а потом дружно разразились ликующими овациями. Рождественская суматоха длилась до третьего дня нового 1899 г., а потом снова наступили будни с работами в обоих салонах и в твиндеке, где температура падала иной раз до −27°C.

В середине февраля 1899 г. в полдень на юге стало светать, однако температура весь месяц держалась у отметки −45°C. 22 февраля Свердруп, Бауман, Бай, Исаксен и Хенриксен отправились на охоту. Первую ночь они провели все вместе, на следующий день Свердруп и Хенриксен отделились от остальных. Весь день бродили они, так и не приметив ни единого следа дичи, а вечером, когда разожгли в палатке примус, поняли вдруг, до чего же лютый стоит мороз: стены палатки сразу покрылись инеем.

Ни один из них так и не заснул. Хенриксен жаловался, что мерзнет спина. Когда Свердруп проверил, в чем дело, оказалось, что пуловер, который Хенриксен надел, весь заиндевел. Необходима была Немедленная помощь!

Свердруп оттянул насколько возможно пуловер от тела и, Держа примус в руке, принялся отогревать товарища и сушить его одежду.

— Ну вот теперь-то я отогрелся, — констатировал некоторое время спустя едва различимый в облаке пара довольный Хенриксен.

Термометр у них был с собой только ртутный, на такие низкие температуры не рассчитанный. В этот день Пири, находившийся от них к северу не более чем на 1.0—15 миль, зафиксировал температуру −67° по Фаренгейту. Это было той ночью, когда Пири отморозил на ногах семь пальцев, которые позже пришлось ампутировать.

В начале марта Скей снарядил экспедицию, которая должна была продвинуться дальше на север. Ему хотелось разведать, есть ли на северо-западном побережье острова Элсмир, в направлении мыса Хоук, большие глетчеры. По пути он должен был заложить депо с кормом для собак. Температура продолжала держаться около −42°C.

Через четыре дня, по возвращении экспедиции, выяснилось, что Скей отморозил на ногах пять пальцев, и их необходимо было ампутировать. Произошло это потому, что вместо финских сапог на ногах у него были лапландские, недостаточно хранящие тепло при сильных морозах.

В течение всей зимы Свердруп планировал экспедицию, которая должна была пересечь остров Элсмир с востока на запад. В результате весной было предпринято несколько длительных походов в глубь страны. Некоторые из них длились более месяца. Свердрупу и Баю удалось продвинуться так далеко на запад, что они открыли фьорд, тянущийся в восточном направлении и врезающийся глубоко в сушу. В честь своего спутника Свердруп назвал его Байс-фьордом.

Переход от зимы к лету совершался в околополярной области, как обычно, подобно взрыву — быстро и резко, будто природе было недосуг возиться с весной. В считанные дни безрадостные снежные и ледяные поля превратились в пышно зеленеющие долины и склоны, которые неожиданно наполнились птицами и разным зверьем. Вдруг, откуда ни возьмись, появилось великое множество цветов — ярких, пестрых, пахучих. Бесчисленные мелкие ручейки запели между камнями свою короткую летнюю песню. Завороженные этим зрелищем люди осторожно ступали по земле, чтобы, упаси бог, не помешать природе творить жизнь в этом суровом краю. Каждый день теперь они могли восхищаться тысячью маленьких чудес.

Гигантская область, исследованная и картированная второй экспедицией на «Фраме» (норвежский оригинал)

Состояние здоровья участников экспедиции было просто великолепным, так что доктор Йохан Свендсен занимался, по существу, совсем иными делами. Несколько раз, правда, ему пришлось ампутировать отмороженные пальцы на ногах. Все-таки это была практика!

В начале июля начались заключительные научные работы. Вышли в путь две санные экспедиции. Одна состояла из Скея и доктора Свендсена, другая — из Свердрупа и Симмонса. Идти вместе со Скеем должен был, собственно, Бай, но он обнаружил кучу камней, кишевшую насекомыми, и оторвать его от нее было немыслимо. Поэтому доктору пришлось заменить его, взяв на себя обязанности зоолога.

До прибытия в главный лагерь, Форт-Юлиана, обе группы шли вместе. На следующий день, когда они собрались разделиться, доктор почувствовал себя неважно и решил остаться в палатке. Свердруп настойчиво предлагал ему либо отправиться с сопровождающими обратно на судно, либо остаться в палатке, но только в обществе кого-либо из них. Однако Свендсен с этим не согласился. Он заявил, что они должны идти дальше, а он чувствует себя уже лучше и скоро снова будет в полном здравии.

Когда Свердруп и остальные двое вернулись через четыре дня назад, они обнаружили доктора в палатке мертвым. Из его дневника следовало, что он переоценил свои силы. В отличие от всех остальных участников экспедиции, прошедших перед отправкой основательный медицинский осмотр, Свендсен вообще ни с каким врачом не консультировался.

15 июня Свердруп с мертвым телом на санях вернулся на «Фрам». День спустя он пишет в своем дневнике:

Флаг на бизань-мачте приспущен сегодня до половины. На «Фраме» такое случилось в первый раз — очень хотим надеяться, что и в последний. Погребение состоялось по морскому обычаю. Покрыв труп и носилки флагом, мы двинулись к проливу Райс, где пробили во льду большую прорубь. Это были печальные минуты. Бездыханное тело доктора опустили к самой воде, прочли библейский текст и пропели хорал. Еще момент, и он медленно пошел на глубину. Никогда нам этого не забыть! Затем мы спели еще один хорал и прочитали «Отче наш».

Вечером 24 июня Свердруп делает в дневнике следующую запись:

Итак, сегодня год, как мы вышли в путь. Это был тяжелый день, как и все дни отплытий. Печально на душе и сегодня, в голову невольно приходят всякие мрачные мысли. Кажется, будто над нами витает некий злой дух. Сперва — задержка прошлой осенью. Потом — смерть доктора. А теперь еще—неблагоприятная ледовая обстановка в заливе Кейн-Бейсин. Право, чудо свершится, сумей мы в этом году одолеть его.

Льды вокруг «Фрама» постепенно расходились, но дальше к северу обстановка оставалась безотрадной. 24 июля потерпела неудачу попытка продвинуться к северу вдоль восточного берега острова Пим, 4 августа — тоже. Однако пролив Смит был практически свободен ото льда, и Свердруп решил временно зайти в Фаулк-фьорд, на Гренландии. Там уже стоял Пири со своим «Уиндуордом», который ему удалось привести сюда с зимней стоянки у северной стороны полуострова Бейч.

Старший офицер Пири, его судовой врач и несколько других членов экспедиции сразу же явились на «Фрам» с визитом. Они сообщили, что недавно из Америки приходило судно, которое доставило почту и для «Фрама». Но они оставили ее в Пайер-Харборе на восточном берегу острова Пим.

Бауман посетил Пири и был очень тепло принят им. Пири предложил экипажу «Фрама» воспользоваться судном, которое вскоре придет к нему из Америки, и отправить с ним письма на родину. Однако при этом было поставлено одно условие — о его экспедиции в этих письмах не должно быть ни слова!

На сей раз встреча руководителей обеих экспедиций, Пири и Свердрупа, так и не состоялась. В свое время это объясняли их соперничеством и прохладными отношениями между ними. Свердруп позднее возражал, что ни о каком соперничестве между ними не могло быть и речи, во всяком случае, с его стороны: «Ведь Пири рвался к Северному полюсу, а я туда не хотел».

12 августа «Фрам» покинул Фаулк-фьорд и взял курс на Пайер-Харбор, чтобы забрать находившуюся там почту. Однако когда повторная попытка пробраться туда и вдоль берега дальше к северу, в Кейн-Бейсин, потерпела неудачу, Свердруп от своего плана обойти вокруг Гренландии вынужден был скрепя сердце отказаться. Вместо этого он решил продвинуться как можно дальше проливом Джонс и продолжить картографирование западной и северо-западной сторон острова Элсмир. Даже на новейших картах в этом районе было множество белых пятен.

22 августа они повернули к югу, надеясь, что навсегда покидают пролив Смит. Необходимо было пополнить запасы мяса для собак. Близ Нортамберленда занялись охотой на моржей. За несколько часов добыли 22 зверя. Для экономии времени моржей поднимали на борт, обдирали с них на палубе шкуры и разрубали туши на части.

Из-за ледовой обстановки «Фрам» вынужден был зайти в пролив Леди-Анн, где его встретили сильные юго-восточные ветры. Судно качало сильнее, чем когда-либо прежде. Моржовое мясо и ободранные туши катались от борта к борту, разбивая все на своем пути. Вся палуба была перемазана кровью, жиром и всяческими отбросами. Но собак это привело в восторг: вся эта банда, захлебываясь радостным лаем, носилась по палубе и набрасывалась на лакомые куски. Люди же, скользя как на катке, хватаясь за устойчивые предметы, из последних сил пытались упаковать мясо в большие ящики и как-то закрепить их.

Из-за штормов и дрейфующих льдов плавание много дней было крайне тяжелым, пока наконец «Фраму» не удалось зайти в неизвестный фьорд, врезающийся в остров Элсмир к северу от пролива Джонс. Фьорд полярники назвали по имени своего судна. Однако подходящей зимней стоянки здесь не подыскали, да и дичи вокруг не было заметно, поэтому решили плыть дальше на запад. 1 сентября обнаружили еще один узкий фьорд, также тянувшийся на север. У самого устья в маленькой бухте глубиной 30 саженей «Фрам» стал на якорь. С кормы на берег завели толстый трос, закрепив его за большую каменную глыбу.

Итак, «Фрам» нашел себе гавань для второй зимовки, ибо продвигаться дальше этой осенью было уже невозможно. Ну что же, перед экспедицией стояли обширные задачи и надо было сосредоточить усилия на выполнении того, что по плечу. Всю осень Свердруп и его спутники провели в многочисленных длительных походах по округе и по воде, и по суше, пока наступившая полярная ночь не сузила постепенно зону их активности до размеров собственного судна.

Вскоре после постановки в зимнюю гавань Свердруп, Исаксен и Штольц отважились отправиться в путь на шлюпке в западную часть пролива Джонс. Сначала плыли довольно свободно, где по чистой воде, где по достаточно широким разводьям. Так добрались до следующего фьорда и вошли в него. Когда же решили выходить обратно в пролив, оказалось, что льды захлопнули двери перед самым носом. Не осталось ничего другого, как вытащить шлюпку на берег и ждать, покуда лед не станет достаточно крепким, чтобы можно было пешком добраться до «Фрама». Эта вынужденная стоянка продлилась до 6 декабря 1899 г. Лишь тогда ледовая обстановка позволила начать организованный отход. На «Фраме» их долгое отсутствие вызвало всеобщее беспокойство. Какова же была радость, когда они целые и невредимые вернулись домой!

И тем не менее настроение на «Фраме» было мрачное: за несколько дней до их прихода умер Браскеруд. Он «простудился» и около двух недель мучился кашлем и удушьем. Товарищи мало чем могли ему помочь, ибо доктора уже с ними не было и никто в этой таинственной болезни не разбирался. Последние дни Браскеруд провел в постели, смерть наступила внезапно.

Уже второй раз в этом году флаг на мачте приспустили до половины. Свердруп был подавлен:

Впереди зима. Болезнь и смерть стучатся к нам в дверь. Доктор мертв, Браскеруд мертв, Педер болен и лежит в постели, Нёдтведт нездоров. Создается впечатление, будто мы попали во власть злых сил. Вот, вот наступит полярная ночь, а это не будет способствовать подъему настроения, тем более что теперь, после смерти доктора, мы чувствуем себя бессильными перед любой болезнью. Этак скоро почти все мы возомним, что с нами не все в порядке.

Работа была лучшей профилактикой, и с середины октября вплоть до ноября, пока дневной свет не исчез окончательно, постоянно в пути были одна или сразу несколько санных экспедиций, занимающихся картографированием местности. 31 октября солнышко блеснуло в последний раз. Мясо из всех складов подтащили поближе к «Фраму». По одну сторону судна соорудили для собак зимний дом из ледяных блоков. Установили метеорологические и другие приборы. Провиант перегрузили в трюм. Пришлось повозиться и с углем.

Рождественский праздник очень напоминал прошлогодний. Только настроение было не столь веселое, как раньше. Причиной тому были не только омрачившие прошедший год две смерти: перед самым рождеством слегли сперва Симмонс, а за ним и кок Линдстрём. Разумеется, их жалели, однако распускаться из-за того, что двое товарищей лежат в постели с высокой температурой, никто себе не позволял. Хассель в короткий срок освоился с обязанностями кока и исполнял их с большим рвением. Однако в кулинарных тонкостях он ориентировался, конечно же, куда хуже, чем бывалый кок Линдстрём. Поэтому меню было не столь богатым, как в прежние праздники.

В первые дни января 1900 г. рождественские торжества закончились и все снова занялись своими работами. Свердруп уже к середине марта планировал большую экспедицию в западном направлении. Для своевременной подготовки всего снаряжения работать приходилось с полной отдачей.

23 февраля в путь отправилась первая многочисленная разведывательная группа, имея заданием проконтролировать заложенные прошлой осенью депо с кормом для собак и оборудовать новые на западном маршруте, в том числе и возле шлюпки, которую они вынуждены были оставить в декабре. Главное депо оказалось полностью разоренным белыми медведями, все мясо исчезло. Поскольку депо находилось прямо на будущем пути экспедиции на запад, Свердруп распорядился восстановить его и выставить возле склада постоянный пост охраны. Бай тотчас же вызвался на это задание, и сразу был провозглашен комендантом б. т. о. — без твердого оклада — крепости Бьёрнборг, как они окрестили это место. Здесь он прожил один как перст целых три месяца, лишь к концу этого времени — в компании с собакой.

20 марта прогремел стартовый выстрел к первой большой экспедиции в глубь страны. Она состояла из трех групп: в первую входили Исаксен и Хассель, во вторую — Свердруп и Фосхейм, в третью — Хенриксен и Скей. Каждая группа имела по собачьей упряжке. В течение десяти дней экспедицию сопровождали Бауман и Раанес, обеспечивающие их за это время продовольствием и керосином.

Пятеро оставшихся на борту временно переселились в каюты, расположенные вокруг кормового салона. Для экономии горючего печи топили только здесь.

Сани легко скользили по ледовой равнине Хавне-фьорда к проливу Джонс — сытые собаки тянули как черти. С тех самых пор, как Уильям Баффин в 1616 г. открыл пролив Джонс, бытовало мнение, что дальше к западу здесь пробиться невозможно. В 1852 г. капитан Эдвард Аугустус Инглфилд нанес на карту восточную часть пролива, однако и ему далеко от входа в пролив пройти не удалось.

Весь пролив Джонс был забит старыми торосами, паковым льдом и большими льдинами, лениво ворочавшимися в гигантском потоке. Санной колонне пришлось выбираться на берег и идти Вдоль кромки льда. Во многих местах лед прочно смерзся с обрывистыми прибрежными скалами, так что людям приходилось шаг за шагом пробивать себе дорогу. Через два дня экспедиция достигла Бьёрнборга. «Комендант» чувствовал себя отменно и нимало не тяготился своим спокойным бытием. Досаждало ему только то, что за все это время ни один медведь к нему с визитом так и не пожаловал.

Затем они пошли дальше вдоль ледовой кромки. Временами продвигались споро, но случались и острые ситуации. Как-то в пути им пришлось задержаться у большого провала, перебраться через который удалось, лишь забросав яму снегом. В другом месте они едва не угодили в лавину. Камни и лед с грохотом неслись прямо в воду. То здесь, то там скатившиеся камни блокировали путь, и их один за другим приходилось убирать. Над ними зависали могучие скалы с огромными снежными сугробами, которые в любой момент могли обрушиться и похоронить их под собой.

Марш проходил в целом хорошо, пока они не добрались до самой западной точки мыса, откуда берег тянулся к северу. В сильный мороз, при резком ветре люди вознамерились взять штурмом Хелл-Гейт — «адские ворота», как назвали они узкий пролив между островами Элсмир и. Норт-Кент. Бурный поток клокотал в нескольких метрах под ними, а они продвигались все вперед и вперед по узкому карнизу вдоль крутого, обрывистого ледяного склона. Вдруг все трое саней вместе с собаками и каюрами сорвались со склона вниз, упав друг на друга. На удивление, никто не пострадал. Даже сани и те были целехоньки.

Вскоре после этого случилась большая неприятность. Одни сани соскользнули с ледяной стенки и плюхнулись прямо в воду. К счастью, тяж лопнул, и собаки в последний момент высвободились. Кто-то успел спрыгнуть вниз и мигом прикрепил трос к полозу саней. Общими усилиями сани снова вытянули на карниз.

Пробравшись в целости и сохранности сквозь эти «адские ворота», экспедиция разбила лагерь на узкой косе, получившей название мыса Лендс-Энд (конец земли). Узкий пролив расширялся здесь в большой фьорд или, точнее, в морской залив, который и поныне носит имя, данное ему Свердрупом, — Норвежский залив¹. Несколько дней пробирались они дальше на север, вдоль острова Элсмир (или Земли Короля Оскара, как назвал Свердруп западное побережье острова).

30 марта 1900 г. они увидели далеко на западе высокие горы. Однако установить, принадлежали ли они новой неизвестной земле или соединялись сушей с островом Элсмир, оказалось невозможным.

День спустя санные группы разделились. Бауман и Раанес должны были вначале сопровождать Скея и Хенриксена в южном направлении к группе островов, которые были видны с мыса Лендс-Энд, а потом — возвратиться на «Фрам». На островах обеим группам следовало провести ботанические и геологические исследования. Инструкция, полученная Бауманом, гласила, что цо пути «домой» они должны были пройти через остров, не выходя к берегу, вплоть до тыльной части Гёсе-фьорда или Вальросс-фьорда. Затем им надлежало вернуться на мыс Лендс-Энд и оставить для остальных санных групп сообщение, удалось ли им отыскать более короткий путь внутри острова. В противном случае за Свердрупом и его спутниками должны были прислать с «Фрама» шлюпку.

На прощание волшебник Раанес извлек из какого-то потайного кармана бутылку коньяка. Все подошли с кружками за своей долей. Штурман-кравчий лихо раскупорил бутылку, но из нее не вылилось ни капли: коньяк промерз до самого донышка. Да и немудрено, ведь термометр показывал −42°C! Люди съели замерзший коньяк, торжественно пожелали друг другу всех благ и разошлись в разные стороны.

Группы Свердрупа и Исаксена с двумя санями и 12 собаками пошли вместе дальше на север. Однако, миновав мыс Леввел, что на западном берегу большого острова, открытого ими и названного именем Акселя Хейберга, группы разделились. Свердруп обнаружил с высокого холма далеко на западе нечто темное и полагал, что это — один или несколько больших неизвестных островов. Для разрешения загадки были посланы Хассель и Исаксен, Свердруп же с Фосхеймом пошли дальше на север. Они надеялись достичь северной оконечности земли Аксель-Хейберг, очень большого, как они верили, острова, а оттуда, следуя сперва в восточном, а затем в южном направлении, снова добраться до Норвежского залива. Однако постоянные штормы и скверная погода вынудили их повернуть назад, и они совсем немного не дошли до цели.

На маленькой высотке они соорудили гурий и водрузили на нем норвежский флаг. В гурий заложили отчет об экспедиции и измеренной ими географической широте места −80°55′ с. ш.

Вернувшись 16 мая на мыс Леввел, они нашли там извещение от Исаксена. Его группа была там 28 апреля, а днем позже ушла дальше в южном направлении.

На юг пошла и группа Свердрупа. Достигнув мыса Лендс-Энд, Они нашли там, как и договаривались, кроки Баумана с описанием пути к Гёсе-фьорду. Утром 1 июня они добрались до Бьёрнборга.

И Свердруп, и Фосхейм, разумеется, твердо рассчитывали, что «комендант» пригласит их на обед. Однако тот не проявил на сей счет ни малейшего желания. Напротив, он рассыпался в благодарностях за приглашение на ленч в их палатку. Поначалу они было предположили, что манеры «коменданта» испортились от долгой анахоретской жизни, однако в конце концов пришли к выводу о взаимосвязи их с «делишками», творившимися здесь, на Бьёрнборге. Осматривая жилое помещение, они выявили, что талая вода уходит с крыши вниз кратчайшим путем — льется внутрь палатки. Ни счищать снег, ни ремонтировать крышу Бай не считал необходимым, а собрал вместо этого все наличные пустые консервные банки и подставлял их под капель.

На следующий день на Бьёрнборге состоялась смена караулов. Обязанности Бая, «прослужившего» в этой должности почти четверть года, принял Фосхейм. Первой акцией нового «коменданта» было сооружение прочной крутой крыши для хижины, чтобы навсегда искоренить жестянки.

По прибытии на «Фрам» Свердруп нашел всех в добром здравии. Однако во время его отсутствия едва не произошла катастрофа — «Фрам» чудом не сгорел!

27 мая 1900 г., примерно в полдень, Симмонс, весь погруженный в думы, вышел прогуляться на палубу. Вдруг он увидел, что растянутую над палубой большую палатку лижет пламя. Причиной пожара была, видимо, искра из камбузной трубы. Он поднял тревогу, и через несколько секунд все люди были на палубе. Бауман кинулся срывать горящую парусину, но огонь перекинулся уже на крышу рубки.

Через несколько секунд огнем занялся уже и парус на грот-мачте. С неистовой скоростью пожар распространялся вниз, где были сложены в штабель высохшие как кость доски, и атаковал уже 16 пропитанных керосином, прикрытых палаткой каяков. Положение было критическим, пламя лизало уже грот-мачту, с обоих бортов начинали тлеть талрепы и клетни на вантах. Палуба раскалилась, еще мгновение — и взорвутся ящики с порохом, и тогда — конец «Фраму».

Однако люди действовали решительно — ящики один за другим перетащили в безопасное место. Но радоваться было еще рано: в огненном море находился еще один очаг опасности — большущий железный бак с 200 л керосина! Вытащить его было невозможно. К счастью, у самого борта была пробита прорубь и воды для тушения пожара хватало. Ведро за ведром, ведро за ведром лили воду на огонь. Люди выскакивали из пекла и, глотнув морозного воздуха, снова устремлялись туда. По телам их струился пот, лица и руки были черные от копоти. Они яростно сражались за каждую доску «Фрама».

Еще полчаса — и люди победили. Теперь можно было перевести дыхание. Они собрались на палубе, о чем-то спорили, что-то доказывали друг другу, то на мачту глядели, то на керосиновый бак. Бак был целехонек, хотя оловянная полуда снаружи вся расплавилась от жара. Но это были пустяки — главное, пожар потушили и «Фрам» спасен!

Чем ближе подступало лето, тем сильнее таяли льды, и вскоре вокруг судна заплескались волны. В течение июля Хавне-фьорд полностью очистился ото льда. Однако дальше, в проливе Джонс, лед был еще столь мощным, что о выходе «Фрама» в пролив нечего было и думать.

Свердруп по собственному опыту знал, что настанет день, когда льды внезапно расступятся, и появятся достаточные для движения судна разводья и промоины. 27 июля начали заливать воду в котел. Однако поднимать пар Свердруп приказал лишь 8 августа. На следующий день он собирался вывести судно из Хавне-фьорда.

После долгих размышлений Свердруп пришел к заключению, что под гренландским планом придется подвести черту. Он исходил из того, что ледовая обстановка этим летом в Кейн-Бейсине едва ли лучше, чем в оба предыдущие. Поэтому делать новые попытки было бы напрасной потерей времени. Кроме того, туда направлялся уже Пири со своей экспедицией.

Ему казалось более разумным продвинуться еще дальше по проливу Джонс, подыскать хорошую зимнюю гавань и закончить работы, оставшиеся незавершенными с прошлого года. Случись так, что ледовая обстановка окажется снова благоприятной, можно будет даже попытаться пройти на «Фраме» через Хелл-Гейт. Тогда дальнейшее продвижение на запад будет куда легче.

Пролив Джонс предстал перед ними, блистая как зеркало. Перед самым носом «Фрама» резвилась стая гренландских тюленей. В западном направлении весь пролив, куда достанет взгляд, был свободен ото льда. Но на юге, вдоль берегов острова Девон, виднелся широкий ледовый пояс. «Фрам» стал на якорь у полуострова Колин-Арчер. Исаксен и Бауман сошли на берег, чтобы измерить углы между различными мысками и косами, прежде чем взять курс на пролив Кардиган. Течение в проливе было довольно своенравное, и рулевому лишь с большим трудом удавалось держаться на курсе. Судно все время рыскало и норовило отвернуть в сторону.

Чуть севернее пролива «Фрам» вмерз в лед и дрейфовал вместе с ним несколько дней то в направлении острова Грейам, то обратно в пролив Кардиган. Как только ледовая хватка немного ослабла, под котлом немедленно расшуровали топку и «Фрам» пошел к югу.

Осень была уже на исходе, самое время выбирать зимнюю стоянку. Поначалу Свердруп хотел устроиться на зиму в какой-нибудь бухте Хелл-Гейта. Два раза «Фрам» пытался войти в пролив, но оба раза отворачивал, встретив на пути мощный ледовый массив. Тогда он прошел дальше к югу и вошел в Гёсе-фьорд, где в нескольких километрах от устья и стал на якорь.

Третья зимняя гавань «Фрама» была не только надежной и защищенной, но и обладала тем достоинством, что окрестности ее изобиловали дичью: частенько попадались овцебыки, медведи, проносились зайцы, выпархивали из-под ног белые куропатки. Мяса для прокорма 50 с лишним собак требовалось много, да и сами обитатели «Фрама» знали толк в мясной пище. Поэтому охотой в последующие недели все занимались с великим усердием и успехом, вначале вблизи судна, а потом и в более отдаленных районах.

Свердруп надеялся, что сможет еще выслать несколько санных экспедиций для разведки и картографирования вновь открытых земель вокруг Норвежского залива. Однако план удалось реализовать лишь частично. Затяжные штормы постоянно взламывали лед, и в бухте, куда ни посмотришь, подолгу не было ни льдинки. Зима и полярная ночь положили вскоре конец всем длительным прогулкам. Все держались поближе к «Фраму» и использовали время для подготовки к длительным весенним экспедициям, чинили и подновляли оборудование и снаряжение.

Не запускали и научные исследования. Гидрометеорологические наблюдения вели днем и ночью с той же тщательностью и точностью, как и прежде. Бауман вызвался прочесть курс лекций по навигации и собрал много слушателей. Все люди с утра до вечера были заняты делом. Скучать и хандрить было просто некогда.

Рождество отпраздновали по заведенной традиции. Линдстрём окончательно поправился и старался теперь наверстать упущенное. Как и большинство других, он полагал, что следующей осенью «Фрам» возьмет курс на родину, и решил, насколько это было в его силах, сделать последний рождественский праздник в полярном краю гвоздем сезона. От одного лишь перечня блюд у всех текли слюнки еще задолго до того, как они появились на столе.

1901 г. начался очень скверной погодой. Затяжные северные штормы успокоились лишь ко второй неделе марта. 12 марта отправились две санные экспедиции для закладки новых депо. Погода была ясная и безветренная, но морозы стояли трескучие, термометр показывал −50°C! Низкие температуры держались неделями. Однако, как сказал Свердруп, с этим приходится примириться, в полярные края ездят не затем, чтобы греться!

Каждая группа имела четверо саней и 24 собаки. Исаксен, Раанес, Скей и Хассель отправились на запад, Свердруп, Бауман, Фосхейм и Хенриксен — на север. Через две недели обе группы вернулись на «Фрам». Все прошло, как и было задумано, без всяких осложнений. Группа Исаксена добралась до острова Аксель-Хейберг и заложила там близ мыса Зюйд-Вест большое депо. Второе, меньшее, устроили на северной стороне острова Грейам.

Свердруп также заложил депо на косе в проливе Эврика, между островами Аксель-Хейберг и Элсмир.

8 апреля был стартовый выстрел к первому весеннему походу.

Первыми вышли в путь Исаксен и Хассель. Они направились к большим островам на западе, до которых добирались уже в прошлом году. В течение двух месяцев были обмерены и нанесены на карту оба острова, получившие имена Амунда и Эллефа Рингнесов. Осталось на карте и имя Исаксена, которое дали северо-западному выступу острова Эллеф-Рингнес.

Бауман и Штольц занимались картографированием берегов и фьордов на восточной стороне Норвежского залива. В одном из фьордов они наткнулись на большие залежи угля, в нескольких местах перемежающихся окаменевшими древесными стволами диаметром свыше 1 м!

Группы Свердрупа и Фосхейма переправились вместе через пролив Эврика и продвинулись до Грили-фьорда. Фьорд ответвлялся к югу, и Фосхейм с Раанесом получили задание разведать этот проток получше. Спустя несколько дней они выяснили, что это — рукав того же фьорда, который они назвали Кенон-фьордом. Возвратясь к проливу Эврика, они прошли по его восточному берегу на юг, к Бауман-фьорду, нанесли линию берега на карту и 13 июня вернулись на «Фрам». В пути они были 67 дней, преодолев за это время около 1550 км. Блестящий результат!

Свердруп и Скей пошли дальше на север, мимо острова Скей, к устью Грили-фьорда, а затем — по берегу Земли Гранта до Земли Локка, на 81°40′ с. ш., откуда экспедиция повернула назад. К югу они шли восточным берегом острова Аксель-Хейберг и предпринимали множество вылазок в бухты и рукава фьордов. Во многих местах им попадались остатки жилья, старые костровища, западни для дичи.

«Куда подевались эти люди? — спросил себя Свердруп. — Переселились к югу, в более мягкую климатическую зону? Или продолжали безнадежную борьбу с тьмой и морозом, покуда не пали все как один, побежденные не знающим пощады могучим противником? Странное чувство заброшенности и безысходности охватывает тебя, когда видишь все эти руины, рассказывающие, что и здесь, на этой самой косе, тихими, ясными летними вечерами воздух был полон смехом и криками детей природы...»

С южной оконечности острова Аксель-Хейберг Свердруп и Скей переправились к северной отмели мыса по Гёсе-фьорду. 19 июня, когда они добрались до «Фрама», с момента выхода в экспедицию прошло 77 дней.

После необычайно затянувшихся морозов, сопровождаемых штормами и снегопадами, погода наконец переменилась. 17 июня столбик термометра впервые в этом году добрался до 0°C и стал подниматься выше. Снег таял быстро, и промоины в проливе Джонс с каждым днем становились все шире. Но в Гёсе-фьорде до первой недели августа лед все еще был толщиной более метра. Лишь вокруг «Фрама» было немного открытой воды. И стоял он, в любой миг готовый выйти в море, нетерпеливо подергивая швартовы, будто напоминая, что настала пора разворачиваться носом к старой Норвегии, где его так ждут нынешней осенью.

12 августа Свердруп решил попытаться уйти из фьорда. Развив необходимое давление в котле, судно начало протискиваться вперед сквозь узкую щель во льду. Но дело шло крайне медленно — после многих часов напряженной работы удалось продвинуться лишь на расстояние нескольких длин судового корпуса.

Сдаваться, однако, никто не хотел. Несколько дней бились они изо всех сил. Ледяное поле взрывали, льдины распиливали на куски. За три недели непрерывных усилий «Фрам» продвинулся к проливу Джонс примерно на 9 миль. До открытой воды оставалось еще около 6 миль. До свободы, казалось, рукой подать...

Но судьба и бог погоды сулили иное. 5 сентября разыгрался северный ветер штормовой силы и сдвинул льды таю плотно, что дальнейшее продвижение было полностью исключено. «Фрам» остался там, где был, скованный льдом, на новую зимовку.

«Это было для всех нас жестоким ударом, — пишет Свердруп. — Четвертая полярная ночь без перерыва — это не шутка. Самое худшее, однако, было то, что нас в этом году ожидали дома и что, возможно, к лету на наши поиски уже выслали экспедицию. Была и еще одна загвоздка, от которой холодело на сердце: кто мог гарантировать, что мы сможем выбраться отсюда и в следующем году?»

К проблемам, которые, следовало решить прежде всего, относилась и заготовка на зиму достаточного количества корма для собак. В проливе Джонс в некоторых местах все еще была открытая вода. К ней на санях подвезли с «Фрама» две шлюпки. В течение нескольких недель полярники настреляли множество тюленей и моржей. Не менее активно действовала охотничья артель и на берегу, доставившая «домой» добытых овцебыков, оленей и даже несколько медведей.

Свердруп решил посыпать песком широкую «улицу» от «Фрама» до устья фьорда, чтобы ускорить весеннее таяние льда в этом месте. Изготовили множество ящиков, заполнили их песком и расставили длинной чередой на льду.

Весной, когда снег начал таять, ящики опорожнили и песок равномерно рассыпали поверх льда. Уже в конце июня «песочная улица» превратилась в водяную дорожку, по всей длине которой можно было ходить на шлюпке.

В начале апреля 1902 г. Исаксен, Фосхейм и Хассель отправились к острову Коун в устье пролива Джонс. Здесь, и еще в четырех местах по пути, они соорудили гурии, в каждый их которых заложили для ориентировки возможной спасательной экспедиции запечатанные жестяные банки с указанием местонахождения «Фрама».

В конце апреля Бауман, Фосхейм и Раанес совершили поход к расположенному у южного входа в пролив Веллингтон (на юго-западном берегу острова Девон) полуострову Бичи. Здесь более 50 лет назад сэр Джон Росс оставил в депо большой запас продовольствия и разных снастей, когда в 1850—1851 гг. разыскивал пропавшую экспедицию Франклина. Росс оставил тогда и шлюп «Мэри». В своем разведывательном походе люди с «Фрама» хотели выяснить среди прочего, уцелело ли депо, в каком состоянии шлюп и можно ли на нем добраться до Гренландии. Если случится так, что экспедиция и в этом году не сможет освободиться из ледового плена, Свердруп решил добираться до Гренландии под парусом, чтобы сообщить, где находится экспедиция. Как знать, может быть спустя 50 лет «Мэри» послужит для этой цели как судно более мореходное, чем шлюпки «Фрама».

После доброй недели странствий Бауману и его спутникам удалось добраться до депо Росса, но нашли они его в весьма плачевном состоянии. От дома остались только балки да часть досок. Ящики и бочки были расколоты, а обломки их разбросаны. От «Мэри» мало что уцелело; палуба была выломана, а мачта — спилена. Правда, деревянные части на удивление хорошо сохранились. Эскимосы ли все это порушили, или промысловики, догадаться было невозможно, да и какое это теперь имело значение.

В начале лета были завершены обмеры и картографирование острова Девон и Гёсе-фьорда с окрестностями. Продолжались геологические исследования в разных точках, было собрано большое количество всевозможных образцов ископаемой флоры и фауны. На борту «Фрама» много чего надо было еще сделать, чтобы подготовить судно к плаванию. Такелаж за зиму изрядно пострадал, и его следовало поправить — смазать и разработать блоки, заменить кое-где снасти, починить паруса. Работа спорилась. Все подвижные грузы заново укладывали и крепили, из соседнего ручья запасались пресной водой, перераспределяли по бункерам уголь. Постепенно «Фрам» сменил свой облик — снова превратился в корабль, о «зимней квартире» ничего уже не напоминало.

К середине июля «Фрам» был свободен ото льда, однако пробиться в пролив через толстую ледовую перемычку, перегородившую устье Гёсе-фьорда, долго не удавалось. Но вот 6 августа пришла наконец долгожданная помощь — подул сильный северный ветер и быстро пробил «ворота» во льду. На полных парах и под всеми парусами «Фрам» вырвался в пролив Джонс и взял курс на восток, к Гренландии.

Домой! Как чудесно звучит это простое слово. В наших долгих утомительных санных походах мы часто произносили его, думая о «Фраме», и наше судно все эти четыре года в самом деле верно служило нам настоящим домом—теплым, надежным и удобным, — пишет Свердруп. Но теперь это слово означало нечто иное, теперь мысли о доме будоражили кровь. Тоска, которую мы старались подавить все эти годы, выплескивалась наружу, звенела в ушах, в памяти всплывали полузабытые воспоминания, душа томилась надеждой, море мыслей теснилось в голове, и сердце замирало в упоении, когда в сознании звучало это волшебное слово — домой!

Незабываемое состояние! Мы осознали наконец, что в последний раз видим и эти горы, и эти фьорды — все то, что так крепко и так долго держало нас.

Переход до Гренландии оказался более длительным, чем предполагалось. Бурное море в проливе Джонс и штормовой ветер с востока принудили судно зайти в Хавне-фьорд и томительно дожидаться там хорошей погоды. 9 августа вышли снова, и, напрягая все силы в борьбе со встречным ветром, «Фрам» пошел через Баффинов залив к Гренландии. 17 августа Свердруп и его спутники прибыли в Годхавн.

После короткой стоянки взяли курс к югу, а там, обогнув мыс Фарвел, пошли к Норвегии. С хорошим ходом пересекли Северную Атлантику. 18 сентября «Фрам» достиг острова Утсира, следующим утром принял на борт лоцмана, а еще через день пришел в Ставангер. Здесь все участники экспедиции перешли на борт «Хеймдала», флагманского корабля военно-морского флота, который должен был буксировать «Фрам» в Кристианию. Командиром «Хеймдала» был Скотт-Хансен, хороший друг Свердрупа и старший офицер «Фрама» в первой экспедиции.

Столица приветствовала входящий в гавань «Фрам» 17 залпами почетного салюта из пушек старинной крепости Акерхус. Улицы были переполнены радостными людьми, пришедшими поздравить полярников с благополучным возвращением. Чествованиям не было конца. Отто Свердруп, как прежде Нансен, был награжден Большим крестом ордена св. Олафа, а Педер Хенриксен — золотой медалью «За службу королю». Всем остальным вручили серебряные медали с изображением «Фрама».

«Фрам» в Ставангере после возвращения на родину в 1902 г.

Каковы же были общие результаты работ, проделанных за четыре года экспедицией Свердрупа?

Экспедиция открыла и с большой точностью нанесла на карту неизвестную область Арктики размером примерно 150 тыс. км², что равноценно по площади части Норвегии южнее Тронхеймс-фьорда. Она привезла с собой на родину обширнейший научный материал — образцы горных пород, ископаемые останки флоры и фауны, образцы животного и растительного мира — в количестве большем, чем какая-либо прежняя экспедиция (около 50 тыс. экземпляров образцов высших и низших растений, более 2000 пробирок с низшими животными, огромные коллекции планктонов и проб грунта). Тридцати ученым потребовалось 20 лет для обработки и классификации этих материалов. Незадолго до смерти Свердрупа труды экспедиции увидели свет в виде пяти больших иллюстрированных томов под общим названием «Report of the second Norwegian Arctic Expedition on the "Fram" 1898—1902. At the expense of the Fridtjof Nansen Fund for the advancement of sciense»^*.

Следуя обычаю, заведенному много сотен лет назад, Свердруп провозгласил свое вступление во владение всеми вновь открытыми землями от имени короля Норвегии. Для соблюдения ритуала он отправил об этом официальный доклад норвежскому правительству. И тем не менее из-за какого-то совершенно непонятного равнодушия острова Свердруп в Канадской Арктике под суверенитет Норвегии так и не подпали. Как уже упоминалось, Норвегия была объединена со Швецией унией и не имела собственного министерства иностранных дел. Министром иностранных дел был швед и ему до «норвежских колониальных притязаний» Свердрупа не было никакого дела. Вступать в переговоры из-за каких-то вовсе не представляющих интереса для объединенного королевства владений? Это же несерьезно!

Шли годы, уния распалась, Норвегия давно стала самостоятельной державой, а вопрос об островах Свердрупа так и не поднимался. Тем временем Канада присоединила эти земли к своей территории на основании «концепции полярных секторов», выдвинутой некоторыми великими державами. Концепция эта гласит, что все земли и острова к северу от Арктического побережья государства в пределах сектора, образованного таким побережьем и сходящимися в точке полюса соответствующими меридианами, считаются входящими в территорию этого государства.

«Фрам» буксируют к столице по Кристиания-фьорду. 28 сентября 1902 г.

В признание заслуг Свердрупа в открытии этих земель и за использование его личного журнала и оригинальных карт в своих интересах Канада согласилась выплатить ему 67 тыс. долларов. Когда за несколько месяцев до смерти, летом 1930 г., Свердруп решил наконец получить эти деньги, оказалось, что по ряду причин сумма была, существенно уменьшена.

Книга Свердрупа об экспедиции под названием «Новая земля» появилась в 1903 г. Для желающих основательно познакомиться с природой околополярных областей эта книга — богатейший источник знаний. Свежим дыханием полярных пустынь и Ледовитого океана веет с ее страниц, пусть даже многие лирические описания природы покажутся подчас слишком выспренними. Свердруп был человеком дела и к перу привычки не имел. В литературных занятиях ему в качестве «соавтора-невидимки» помогал знаменитый норвежский поэт Якоб Бреда Булль.

Свердруп был таким же выдающимся полярным исследователем, как и Фритьоф Нансен. Он широко развил и систематизировал освоенные норвежцами способы и приемы путешествий и выживания в арктической зоне. Достижения Свердрупа послужили во многих отношениях основой для замысла Руаля Амундсена атаковать Южный полюс, до подступов к которому десять лет спустя его доставил старый «Фрам».

Примечания

*. Отчет о Второй норвежской арктической экспедиции на «Фраме» 1898—1902. За счет фонда Фритьофа Нансена для развития науки.

1. Норвежский залив — залив Норунджен-Бей на современной карте.